– Нет, серьезно. Под всевозможные ловушки и свойства принесенных из Зоны предметов ученые уже давно пытаются подсунуть костыли классической науки. Математики, физики, химики, биологи, экологи – можно долго перечислять. Почти все терпят поражение за поражением. Потому что все так и не так одновременно. Как в твоей нелюбимой ленте Мебиуса – вроде стороны две, а на самом деле она одна.
– Не взрывай мне мозг.
– Ты сам спросил, а еще проще я объяснить не смогу. Понимаешь, мы все упираемся в то, что наблюдаем привычные явления в отсутствие основополагающих факторов. Мы знаем, что есть места с чрезвычайно высокой гравитацией, которая нам известна как явление. Но мы не можем обнаружить причину, по которой она наблюдается именно в этом месте. Мы наблюдаем результаты воздействия жестких излучений, но в Зоне радиационный фон в норме. Мы видим огненные ловушки без вещества горения. Мы видим обычный лес, который на самом деле, может быть, и не лес вовсе.
Илья так запыхался от своего монолога, что потянулся за бутылкой воды, сделал пару глотков. Поправил компресс, тяжело вздохнул.
– Наука почти не смогла продвинуться в изучении Зоны, – устало продолжил он. – Мы научились что-то использовать в своих целях, как если бы аборигены додумались, как работает фонарик. Но объяснить суть используемого, а уж тем более воссоздать, пока не получилось ни у кого.
Руслан закрыл глаза и вслушивался в монотонный голос друга, погружаясь в зыбкую топь сна.
– …Зоны Посещений – это ожившие картины Маурица Эшера, невозможные и реальные одновременно, – голос Ильи превращался в неразборчивый гул, таял и стирался.
Последней мыслью Руслана, перед тем как сон взял свое, было то, что как хорошо, что удалось незаметно подложил под лежанку Ткачева лечащий браслет, подаренный Прокофьевым. Авось поможет.
Незаметно для себя уснул и Ткачев, уронив голову набок и сопя в съехавшие проспиртованные бинты.
Проснулся Громов лишь однажды, вздрогнув и боясь пошевелиться.
С болота, из глубины похороненного подо мхом вертолета, раздавался предсмертный крик погибшего летчика, приглушенный мягкими стенами. Он звучал странно, будто звук исторгала не одна глотка, а сотни подражателей, переплетаясь и разнясь тональностью. Крик тянулся невозможно долго, без вдохов и перерывов. Потом резко прекратился, словно иглу скинули с пластинки.
Спустя время Руслан уснул вновь, хотя думал, что сон улетучился. До самого утра двоих потерянных в Зоне людей больше ничто не беспокоило.
* * *
К Маяку Громов вышел без четверти пять. Постоял на пригорке, мысленно прокладывая маршрут к коровникам, сделал маленький, экономный глоток из полупустой бутылки. Поднял руку, сделав ладонью козырек, вгляделся в дворы и улицы. Задумчиво протянул:
– М-да.
Весь поселок преломлялся, словно Руслан смотрел на него сквозь призму. Стены плыли в дрожащем воздухе, было сложно сфокусировать зрение на деталях. В прошлый раз пилот не заметил подобного эффекта, увиденное не радовало его.
Мимо поселка, в обход, вела хорошо сохранившаяся дорога, бегущая вдоль полей и загибающаяся за крайними домами в сторону коровников. По ней Громов и решил добраться до места встречи с Прокофьевым. О том, чтобы идти через играющий невидимыми гранями Маяк, не могло быть и речи.
Пилот спустился с пригорка, пошел по горячему асфальту, который проминался под ногами. Подчинившись интуитивному опасению, сошел на обочину, пошагал вдоль полотна. Ботинки шуршали по торчащей траве, от серого полотна шел тяжелый запах пыли. Мимо проплывало одно из совхозных полей, густо поросшее странным сорняком с широкими листьями, покрытыми колючками. Прямо на кромке поля валялся блеклый и сплющенный сапог, выставив небу грязную подошву. От старых хозяев поля остался или сталкер какой сгинул?
Закончилось одно поле, началось другое. За острыми верхушками сорняков виднелись желтые или серые стены домов, черные брусы срубов и пятнистые от времени и грязи шиферные крыши.
На дороге, оставшись без защиты деревьев, Громов почувствовал, как же жарит солнце в высоком небе. Даже пришлось сделать из носового платка импровизированную панаму, сделав узелки на углах. Помогало не очень хорошо.
Поля казались нескончаемыми. Они однообразно сменяли друг друга, лишь изредка радуя глаз разнообразием в виде ржавых остовов техники или вертикальной «гранаты» водонапорной башни. Острые листья сорняков терлись друг о друга, покачиваясь, издавали неприятный шелестящий звук.
Руслан смочил губы, положил в рот найденные у дороги камушки. Принялся сосать их, пытаясь выделить слюну. Это могло помочь преодолеть жажду.
Стрелки на часах почти встали на шесть часов вечера, когда, наконец, появился крайний дом, глухое кирпичное здание без окон, с залитой гудроном пологой крышей. Руслан помнил его – когда-то в постройке располагался не то телятник, не то свинарник. Сразу после этого дома был Т-образный перекресток, от которого одна дорога уходила в сторону далекого Бердска, а другая – к коровнику.
Громов ускорил шаг, вытягивая шею и вглядываясь вперед. А вдруг уже прилетели? Вдруг уже ждут?
Из-за куцего зеленого островка тополиной рощи выглядывали углы крыш, нахлобученные на приземистые, но длинные домики с узкими окнами. В низине между двумя ближайшими коровниками должно быть светло-серое пятно исследовательского метеозонда, притянутого и расплющенного гравиконцентратом. А вон там, у превратившегося в гнилую рухлядь трактора, вверх колесами валяется механическая сеялка, бьющая за несколько метров током.
Громов настолько хорошо вспомнил это место, что мог хоть сейчас нарисовать довольно подробную карту. Это знание никак не могло сейчас ему помочь, но делало квадратную бетонную площадку за коровниками практически родной, уютной. Именно на нее когда-то Руслан сажал свою винтокрылую машину.
Дорога петлей обогнула рощицу, далеко справа остался поселок. Сейчас он был уже самым обычным заброшенным населенным пунктом, ничто больше не преломлялось и не испарялось дрожащим воздухом.
Между коровниками, коих было пять, ходить не следовало, это Руслан знал. Там какие-то непонятные ловушки, на которые ученые списывали массовые случаи тяжелой пневмонии, выявленные после похода в эти места.
Перебравшись через короткий мостик, перекинутый над сливной канавой, пилот вышел к пустому загону, за которым когда-то была стоянка для молоковозов. Эта стоянка и служила для спасателей посадочной площадкой, считалась проверенной и безопасной.
Под подошвами заскрипел песок, принесенный ветром на бетон, гулко раздавались шаги тяжелых летных ботинок. Руслан пересек «взлетку», подошел к небольшому деревянному «грибу» с продавленными по кругу скамейками и сел под просвечивающийся щелями дощатый купол. Откинулся, положив рядом топор. Глотнул воды и принялся ждать, наслаждаясь тенью и отдыхом.
Чуть слышно тикали часы, незаметно катилось по небосклону солнце. Жару сменил густой вечерний воздух, недвижимый, словно теплый кисель. Небо на востоке начало наливаться мраком.
