— Алло? — Сердце ее бешено колотилось, она
лихорадочно размышляла, почему он позвонил ей.
— Питер, это Мел. У меня всего пара минут, чтобы успеть
на самолет.
— У меня тоже не больше времени. — Он говорил
кратко. — У нас только что появился донор для Мари Дюпре. Сейчас я еду в
больницу и решил дать вам знать на тот случай, если вы захотите
остаться. — Она думала, он позвонил ей, чтобы попрощаться, но теперь она
ощущала, как у нее закипает кровь при мысли о пересадке. У Мари появился шанс.
Они нашли для нее сердце. — Я не уверен, захотите ли вы менять свои планы,
но подумал, что должен на всякий случай предупредить вас. Я даже не запомнил
точно, каким рейсом вы летите, и просто позвонил наугад. — Его догадка
оказалась правильной.
— Вы поймали меня в последний момент. — Затем она
нахмурилась. — Мы можем заснять пересадку? — Это могло бы стать
сенсационным дополнением к репортажу и оправдало бы продление командировки еще
на день.
Наступила долгая пауза.
— Хорошо. Вы можете раздобыть бригаду операторов?
— Могу попробовать. Я должна получить из Нью-Йорка
разрешение остаться. — А время, потраченное на звонок, может стоить ей
опоздания на рейс. — Я не знаю, разрешат ли мне. В любом случае я позвоню
в больницу и оставлю для вас сообщение.
— Прекрасно. Сейчас мне надо идти. Увидимся
позже. — У него был деловой тон, даже слегка резкий.
Он повесил трубку, ничего больше не сказав, а Мелани еще
секунду стояла в телефонной будке, собираясь с мыслями. Прежде всего ей следовало
переговорить с контролером у выхода на посадку. Она уже делала подобное прежде,
и в случае удачи они могли задержать рейс минут на пять-десять, которых хватит,
чтобы позвонить в Нью-Йорк. Она надеялась, что сможет связаться с кем-нибудь из
руководства в Нью-Йорке, чтобы получить разрешение. И, схватив портфель и
сумочку. Мел со всех ног бросилась к выходу на посадку, где нашла контролера и
объяснила, кто она такая, предъявив свое репортерское удостоверение.
— Вы можете задержать для меня рейс на десять минут? Я
должна позвонить в Нью-Йорк своему боссу. — У контролера это не вызвало
радости, но для людей такого ранга, как Мел, им часто приходилось оказывать
особые услуги, как, например, найти место в забитом до отказа самолете или
задержать рейс перед самым вылетом, как в данном случае.
— Даю вам десять минут, но не больше. — Такие
трюки, как задержка вылета, обходились авиакомпании в целые состояния. Потом
она отвернулась от Мел и заговорила в небольшую переносную рацию, а Мел
побежала к ближайшему междугородному телефону и заказала разговор по кредитной
карточке. Ее тотчас же соединили с редакцией новостей, но потребовалось целых
четыре драгоценных минуты, чтобы разыскать помощника режиссера и редактора
новостей, с которыми Мел должна была переговорить.
— Что случилось?
— Настоящая удача. Одна из пациенток, у которой я брала
интервью, ждала трансплантации. И мне только что позвонил доктор Галлам. У них
появился донор, и сейчас будут делать операцию. Могу я остаться и снова вызвать
бригаду телеоператоров в центральную городскую больницу, чтобы заснять
пересадку сердца? — Она задыхалась от возбуждения и от бега к телефону.
— А до этого вы не снимали его в операционной?
— Нет. — Мел затаила дыхание, зная, что это могло
решить все.
— Тогда оставайтесь. Но чтобы завтра ночью непременно
быть дома.
— Да, сэр. — Она усмехнулась, повесив трубку, и
поспешила к выходу на посадку.
Мелани сообщила, что не полетит этим рейсом, затем позвонила
на местную телестудию, чтобы прислали съемочную бригаду. Она бросилась к такси,
надеясь, что авиакомпания сохранит ее багаж в Нью-Йорке, как ей это пообещали.
Когда Мел приехала в больницу, съемочная бригада уже ждала
ее в вестибюле, и они сразу поднялись в хирургическое отделение. Им пришлось
тщательно вымыться, надеть маски и стерильную одежду. Им отвели крошечный
уголок операционной, где они должны были установить свою аппаратуру. Мел строго
придерживалась всех здешних правил, признательная Питеру за разрешение заснять
трансплантацию сердца.
Наконец в операционную ввезли Мари на каталке с поднятыми
боковыми поручнями. Глаза у нее были закрыты, и она выглядела смертельно
бледной. Девушка даже не пошевелилась до тех пор, пока не вошел Питер, в маске
и стерильном белье, и не заговорил с ней. Казалось, он даже не заметил Мел,
хотя один раз и взглянул на бригаду телевизионщиков и, похоже, остался доволен
тем, где они расположились.
А затем все пошло своим чередом, и Мел с волнением наблюдала
за происходящим.
Питер постоянно поглядывал на мониторы и отдавал указания
своей бригаде. Они двигались в унисон, почти как в замысловатом балете рук,
передавая ему инструменты с огромного подноса.
Мелани отвернулась, когда сделали первый разрез, но потом
полностью сосредоточила внимание на их напряженной работе. Час за часом она
стояла рядом, наблюдая и безмолвно молясь за Мари, пока врачи заменяли ее
умирающее сердце на новое, принадлежавшее молодой женщине, погибшей несколько
часов назад. Поразительно было наблюдать, как они вынули старое сердце из
грудной клетки и положили его на поднос, как опустили новое сердце на пустое
место, захватив крючками клапаны, артерии и вены, и их руки непрестанно
двигались над грудной клеткой женщины Мелани затаила дыхание, и внезапно
мониторы снова ожили, операционная наполнилась звуком биения сердца, усиленным
мониторами, барабанной дробью, зазвучавшей в ушах у всех присутствовавших, и
кардиологическая бригада заулыбалась. Это был волнующий момент. Безжизненное
сердце снова ожило в теле Мари.
После этого операция продолжалась еще два часа, и, когда был
наложен последний шов, Питер отступил от стола. Спина и грудь его намокли от
пота, руки ломило от кропотливой работы, но он внимательно следил, как каталку
с Мари вывезли из операционной в соседний бокс, где за ней будут наблюдать в
течение нескольких часов. Сам он тоже будет находиться поблизости в ближайшие
шесть-восемь часов. Он вышел в холл и сделал глубокий вдох, Мелани пошла вслед
за ним, чувствуя, как у нее дрожат ноги. Она испытывала глубокую
признательность Питеру за его звонок.
Питер немного поговорил с врачами, а Мел пообщалась со
съемочной бригадой. Они уже собирались уходить, но находились под глубоким
впечатлением от увиденного.
— Боже, этот малый просто великолепен. — Главный
оператор снял голубой халат и зажег сигарету, тотчас засомневавшись, не
запрещено ли это, но сейчас все его мысли были только об отснятом материале, о
постоянно двигавшихся руках, работавших попарно, иногда двумя парами, не
останавливавшихся ни на мгновение, подхватывая кусочки тканей, которые надо было
залатать, и сосуды чуть толще волоса. — Когда видишь нечто подобное,
начинаешь верить в чудеса. — Он с уважением посмотрел на Мел и пожал ей
руку. — Было приятно поработать с вами.
