— Ты шутишь? — Он снова засмеялся. — Сегодня
же вечером они начнут ломиться к тебе в дверь. — Но он думал совсем о
другом. — Мел, давай поженимся на Рождество.
— Хорошо. — Она еще продолжала находиться в
каком-то оцепенении, и теперь все, что он говорил, казалось ей
прекрасным. — Когда, на Рождество?
Это было похоже на сон, но она не понимала, как долго она
спала. Она помнила комнату, заполненную мужчинами в темных костюмах, и свой
отказ подписать контракт, но потом все было как в тумане, кроме этого
телефонного звонка. Она даже не могла вспомнить, как добралась до дома. Шла ли
она пешком?
Ехала ли на такси? Летела?
— Может быть, накануне Рождества?
— Конечно. А это когда?
— Через три с половиной недели. Годится?
— Да. — Она медленно кивнула. А затем спросила:
— Питер, я сумасшедшая?
— Нет, я считаю, что ты самая смелая женщина на свете,
и я люблю тебя за это.
— Я боюсь.
— Не стоит. Тебя здесь ждет великолепная работа, и мы
будем счастливы. Все складывается чудесно.
Ей хотелось надеяться, что он окажется прав.
Сейчас она думала о том, что совершила, отказавшись
подписать контракт, но если бы они снова предложили ей, то она снова отказалась
бы. Она приняла решение, и теперь ей придется приспосабливаться к новым
условиям, чего бы ей это ни стоило, а этого она еще пока не знала.
— Что мне делать с домом?
— Продай.
— Может быть, мне лучше сдать его? — Мел стало
дурно от мысли отказаться навсегда от милого ей дома.
— Ты собираешься вернуться в Нью-Йорк?
— Конечно, нет, если только ты не захочешь.
— Тогда зачем оставлять его? Продай дом, Мел.
Ты можешь вложить Вырученные деньги во что-нибудь здесь.
— Может быть, нам купить новый дом. — Она услышала
звонок в дверь, но не отреагировала на него.
У Ракели был выходной, а ей сейчас не хотелось видеть
никого, особенно репортеров, если они пронюхали о случившемся.
— Нам не нужен новый дом. Мел. У нас и так хороший
дом. — По его голосу она поняла, как он счастлив. Но Мел не хотела жить в
том доме. Это был дом Анны… их дом… а не ее …но, возможно, для начала…
— Послушай, постарайся расслабиться. Выпей что-нибудь.
Мне надо возвращаться к работе. Я позвоню попозже. И помни, я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, — почти шепотом произнесла
она. Почти час она не двигалась с места, обдумывая свой поступок, а когда
позвонил Джордж, она попыталась объяснить ему. Он сказал, что сначала подумал,
что она сошла с ума, но потом пришел к выводу, что это сугубо личное решение.
Он согласился связаться с телестудиями Лос-Анджелеса, и к вечеру у нее было уже
три предложения, а на следующей неделе ей предложили контракт с таким же
окладом, какой ей хотелось получить в Нью-Йорке, только здесь ей пришлось
добиваться два месяца. Но, конечно, Лос-Анджелес — это не Нью-Йорк. Но она
произвела на студии такой фурор, что хождение на работу стало для нее мучением.
Ее попросили доработать до 15 декабря, а затем она могла уехать за две недели
до окончания контракта. Но Мел повсюду встречали как предательницу, и даже
Грант, навестивший ее, заявил, что она не в своем уме, что у нее ничего не
выйдет; она могла бы достигнуть многого в Нью-Йорке, но не в Лос-Анджелесе, и
что она вообще не создана для семейной жизни. Жизнь казалась ей кошмарным сном,
да и двойняшки смотрели на нее так, будто она предала их.
— Ты знала, что собираешься сделать это? —
спросила Джесс, когда Мел рассказала им о своем решении. Но вопрос прозвучал
так, словно дочь спрашивала, знала ли мать, что готовится совершить убийство.
— Нет, не знала.
— Когда он сделал тебе предложение?
— В День Благодарения.
Джесс все время укоризненно смотрела на мать, а Валерия
настолько нервничала, что ее, казалось, тошнило всякий раз, когда Мел бросала
на нее взгляд, и даже она не очень обрадовалась переезду. Им предстояло менять
школу в середине года, покидать свой дом, своих друзей. А когда Мел выставила
дом на продажу, то думала, это убьет ее. Его продали в первые же выходные, и,
узнав об этом, она села на ступеньки и заплакала. Все происходило слишком
быстро. Казалось, только Ракель трезво оценивает происходящее, укладывая
бесконечные коробки для переезда в Калифорнию.
— Я говорила вам, миссис Мел… я говорила вам прошлым
летом… что через шесть месяцев…
— О, ради бога. Ракель, молчи. — Но посреди сборов
Мел вдруг пришло в голову, что она не знает, как быть с Ракелью. В доме Питера
для нее не будет места, а эта женщина прожила с ней многие годы.
Как-то в полночь по калифорнийскому времени, в три часа по
нью-йоркскому, она в панике позвонила Питеру.
— Что мне делать с Ракелью?
— Она больна? — Он уже почти заснул, когда она
позвонила ему, но Мел вовсе не хотелось спать.
— Нет, я не знаю, брать ли ее с собой.
— Ты не можешь этого сделать. Мел.
— А почему? — Она закусила удила.
— Для нее нет места, и миссис Хан убила бы ее.
— Лично я предпочла бы, если бы Ракель убила миссис
Хан.
— Миссис Хан искренне предана моим детям. — Он
впервые говорил с ней подобным тоном, и Мел это не понравилось.
— Ракель предана моим. Ну и что?
— Будь благоразумна.
Насколько она должна быть благоразумной? Она отказалась от
своей работы, дети отказались от своих друзей и школы; от чего же еще он хочет,
чтобы она отказалась? И от Ракели?
— Если она не поедет, Питер, то ни я, ни дети тоже не
приедем.
— О, ради Бога. — Но затем он решил, что слишком
поздно спорить. — Хорошо. Мы снимем ей квартиру.
— Спасибо. — Мел объявила эту новость Ракели на
следующее утро, все еще досадуя на Питера, но на этот раз ее удивила Ракель.
— В Калифорнию? Вы сошли с ума? Я живу здесь, в
Нью-Йорке. — Она улыбнулась, когда Мел поцеловала ее в щеку. — Но все
равно, спасибо за заботу.
Мне будет не хватать вас. Теперь вас ждет хорошая жизнь. У
вас. Мел, будет хороший муж. У меня тоже есть поклонник. Возможно, рано или
поздно я выйду за него замуж, и я не хочу ехать в Калифорнию.
— Мы будем тоже скучать без тебя. — Им предстояла
новая и непривычная жизнь. Даже мебель Мел сдавала на хранение. Для нее в доме
Питера не было места. Шли дни, и Мел все больше убеждалась, что перемены в ее
жизни даются ей с трудом.
Пятнадцатого декабря, на две недели раньше срока,
обусловленного контрактом, она в последний раз вела одиннадцатичасовой выпуск
новостей из Нью-Йорка. Мел знала, что спустя примерно две недели она выйдет в
эфир в другой студии, в Лос-Анджелесе, но нью-йоркский период ее жизни
закончился. Навсегда. Она заплакала, отложив микрофон, и вышла из студий, где
за дверью ее ждал Грант. Он обнял ее, покачал головой, как удивленный отец,
который все-таки гордился ею. Она наконец устроила свою жизнь, и он радовался
этому. Питер Галлам был прекрасным человеком. Грант надеялся, что все сложится
у нее удачно: карьера, отношения с детьми, переезд. Ей предстояло многое. Но
Мел справится с этим.
