Ответа не последовало, только прядь волос соскользнула у него со лба, пощекотав ей висок. Волосы Сэма пахли лесом: сосновыми иглами и корой, – а кожа хранила аромат мыла, которым он умывался этим утром. Лидии запах был знаком: отец всегда заказывал для себя этот сорт мыла. Сэм Коди пах мылом ее отца, их домашним мылом, и это шло вразрез с тем, что с ними» сейчас происходило. Сквозь одежду Лидия ощущала, как твердеет его плоть. И он даже не пытался это скрыть! Он был в их доме гостем, был приглашен и принял приглашение, но он предъявлял на нее права, завоеванные на пустошах. Это попросту не укладывалось в голове.
Сэм подвинулся на бок и осторожно освободил Лидию от колчана с оставшимися стрелами. Потом вернулся в прежнее положение – нога его ухитрилась втиснуться между ее ног. Он повозился, устраиваясь поудобнее, и так же неторопливо втиснул рядом вторую ногу. Впрочем, что значит «втиснул»? Его мягкому нажиму невозможно было противиться. Потом он раздвинул ее ноги своими, насколько мог.
– Неприлично, правда?
– Чт-то?
Неприлично? Это было упоительно! Лучше, чем все самые смелые воспоминания. В этом было поистине неземное! блаженство! Кровь, казалось, вскипела в жилах, чего не случалось со времени пустошей.
– Я говорю, «дьявольщина». – неприличное слово для леди.
– А я его и не употребляю… почти, – пробормотала Лидия, уткнувшись лицом в землю. – По крайней мере не вслух. – Она еще немного подумала и почти простонала: – Ни с кем, кроме тебя!
– Я тоже до тебя его не употреблял. Хотя мне можно. Если так и дальше пойдет, знаешь, в кого ты превратишься, Лидди? В портового грузчика. Интересно, придется ли это по вкусу английским джентльменам.
– Позволь мне подняться!
– Не раньше, чем получу твои панталоны.
– Ты не можешь всерьез этого требовать!
– Отчего же, могу. И требую.
– Мне тяжело!
Это заставило Сэма чисто механически приподняться на локтях. Лидия уперлась ладонями в землю, оттолкнулась и извернулась, чтобы бросить через плечо возмущенный взгляд.
Это была ошибка, ужасная ошибка! Когда она изогнулась, ниже пояса по-прежнему крепко прижатая к земле тяжестью мужского тела, она испытала… Сэм был чертовски красив с этим своим загаром, широкими плечами и крепкой шеей, но дело было даже не в этом. Лидию обезоружил знакомый жар его тела, запах его разгоряченной кожи. Вдохнув его, она словно перенеслась на две недели назад, в пустоши. Ей захотелось тереться об него лицом, всем телом, чтобы пропитаться чудесным запахом желанного мужчины, прильнуть щекой к его плоскому, твердому животу и сомкнуть губы на его плоти.
Лидия облизнула внезапно пересохшие губы и снова прижалась лбом к земле. Не нужно было смотреть на Сэма, когда он так близко. Это поворачивало время вспять.
– Я хочу, чтобы ты уехал, и как можно скорее! – сказала она с отчаянием.
– Да – я не забыл, но проиграла ты, – напомнил Сэм и продолжал с большим жаром, чем можно было ожидать: – Ты портишь мне все удовольствие от выигрыша! Делаешь все, чтобы я почувствовал себя негодяем!
– А кто ты, по-твоему?
– Только в твоих глазах, потому что явился непрошеным гостем и выиграл твои панталоны. – Он хмыкнул. – Так кто же будет их снимать, ты или я?
Не удержавшись, Лидия снова покосилась через плечо и сердито вздохнула. Во всем этом была какая-то чудовищная несправедливость! Сэм обошел ее по всем статьям. Нужно было выкручиваться, но она не знала как.
– Дипломаты так себя не ведут, – укорила она, так ничего и не придумав.
– Я веду.
– Ну, значит, ты прославишься в веках!
Сэм приподнял кисть ее руки, как делают, собираясь галантно приложиться к ней губами. Но он лишь отстегнул на запястье кожаный ремешок и один за другим начал снимать с пальцев наконечники. На губах его появилась легкая улыбка.
– Ты, конечно, шутишь, Лидди…
Она опять на него покосилась. В тени дерева, под которым они лежали, глаза Сэма были темнее обычного и казались двумя бездонными колодцами с водой насыщенной синевы, намного синее, чем голубизна августовских небес.
– А шутишь ты, потому что не знаешь, как обстоит дело. В американской дипломатии есть одна давняя традиция, она берет начало еще со времен Бенджамина Франклина., Стоит нам, дипломатам, ступить за пределы американских границ, как мы совершенно дичаем и втайне совершаем всевозможные предосудительные поступки. Впрочем, это применимо к дипломатам любой страны, в том числе и британским. – Теперь его улыбка источала беззлобный сарказм. – И не только к дипломатам. Вспомни, как ты сама вела себя вдали от дома.
На руке у Лидии оставался теперь только один наконечник – на большом пальце. Он был самый тугой. Сэм наклонился. Лидия вздрогнула, ощутив укус, но он всего лишь стащил с пальца кожаный колпачок. Разжал зубы. Наконечники, в отдельности от руки похожие на странное кожаное украшение, упали в траву у изгиба ее шеи. Теплое прикосновение Сэма вызвало по всему телу волну озноба.
– Ладно, – сказала Лидия, обращаясь к земле, на которую опиралась лбом, – ты победил. Отпусти, и я отдам тебе твой выигрыш.
– Вместе с поцелуем.
– Что?!
Лидия в очередной раз извернулась, чтобы пронзить Сэма взглядом. При этом она еще сильнее ощутила, как он напряжен. Он откровенно желал ее. Все в нем было крепкое, мощное, мужское, а эта часть – особенно. Теперь она была полностью готова к бою. Он сошел с ума! Не хватало им сейчас только поцелуев!
– Очень жаль, но с тебя причитается штраф, – объяснил Сэм тоном глубокого сожаления. – За то, что мне пришлось ловить тебя.
Без всякого перехода он вдруг засмеялся. Лидия поймала себя на том, что вторит ему. Нет, это не он сошел с ума. Они оба совершенно обезумели. Веки отяжелели от одной мысли о том, что упиралось в нее сзади… Нет, это просто невыносимо!
– Никаких поцелуев! – отрезала Лидия.
Вернее, хотела отрезать, но вышло томно, дремотно. Она позволила векам опуститься.
– Перестань, – прошептал Сэм, щекоча ей ухо теплым дыханием. – Ну что тебе стоит! Поцелуй меня.
По телу прошла новая волна озноба, кожа покрылась мурашками. Решимость сопротивляться любой ценой слабела. «Это неблагоразумно, – думала Лидия, стараясь подогреть в себе негодование, вызвать гнев. – Сейчас не время и не место для любовных игр!»
Сэм зарылся лицом в ее волосы, глубоко вдохнул их запах и застонал. И вдруг, прежде чем она успела понять его намерение, он приподнялся и перевернул ее безвольное, покорное тело на спину. То, чего так боялась Лидия, произошло: теперь она оказалась в его власти. Сначала они просто смотрели друг на друга – в лицо, в глаза, потом Сэм наклонился.
Конечно, наилучшим решением было бы отвернуться или хотя бы прикрыться ладонями, чтобы не дать его губам найти ее губы. Но все происходило словно в фантастическом сне. И это дремотное оцепенение, и неизъяснимое удовольствие от поцелуя – все было из иной, короткой жизни длиной в три дня, прожитой на вересковых пустошах. Как если бы Сэм носил тот мир внутри себя, чтобы однажды завладеть ее ртом и вдохнуть туда дыхание, полное жизни.
