– Дэниел.
– Что?!
– Вы должны называть меня Дэниел. При сложившихся обстоятельствах мы должны называть друг друга по именам. Прошу вас с этого момента называть меня Дэниелом, а я твердо намерен называть вас Корделией.
– Я не давала вам разрешения называть меня Корделией, – возмутилась она.
– Тем не менее я буду называть вас Корделией. – Он безуспешно старался сосредоточиться. Ему стоило огромного труда думать о чем-либо другом, а не о том, что делают ее скрещенные руки с грудью под платьем. – А вы станете называть меня Дэниелом.
– Что ж, прекрасно, Дэниел. – Она буквально выплюнула его имя.
– Мне нравится, как вы произнесли мое имя, как легко оно слетело с ваших губ. Произнесите его еще раз.
Несколько мгновений Корделия молча смотрела на него. Ему показалось, что уголки ее губ чуть-чуть приподнялись.
– Дэниел. – Она раскрыла веер, висевший у нее на запястье. – Вы знаете, что на древнееврейском языке ваше имя означает «Гнев Божий»?
– Оно означает «Бог мне судья».
– Вы уверены?
– Да, – не колеблясь ответил Дэниел.
– И он не единственный судья.
– Что вы подразумеваете?
– Вероятно, много людей может судить о вашем поведении. Возможно, ваш отец, ваши инвесторы, я…
– Вы?
– По вашим письмам. – Она ткнула веером в Дэниела.
– Конечно, вы правы. Я обязан принести вам извинения, Корделия. Вначале мне казалось, что для нас обоих лучше, если я вам не понравлюсь, и вы из-за этого откажетесь от брака.
– Понимаю. – Она надолго задумалась. – На самом деле с вашей стороны это было не слишком хитроумно. Должна признаться, что такая же идея вначале пришла и мне в голову, но я не так активно ее осуществляла.
– Вы назвали меня дурно воспитанным, бескультурным тупицей. По-моему, это говорит об исключительно активных действиях.
– Это лишь на бумаге, Дэниел, – возразила Корделия. – Вслух я предпочитала выражение «высокомерный, самодовольный осел».
– Очевидно, мне удалось больше, чем я предполагал.
– Несомненно, вы мне совершенно не нравились, и у меня не было абсолютно никакого желания выходить за вас замуж. Но вы правы. Какими бы занудливыми ни были ваши письма, они могли быть и гораздо хуже.
– Я уже извинился перед вами.
– Однако самые последние ваши послания… – Она против собственной воли улыбнулась. – Их даже можно назвать любезными.
– А романтичными? – У него на лице промелькнула улыбка.
– Да, – засмеялась Корделия, – там можно уловить намек на романтику.
– Обещаю, в будущем постараюсь быть искуснее.
Некоторое время Корделия задумчиво обмахивала лицо веером.
– Итак, сначала вы стремились избежать этого брака?
– Да, Корделия, это так.
– Учитывая сказанное вами и ваши усилия быть галантным, не говоря уже о ваших последних письмах, могу предположить, что вы изменили свое намерение.
– Это вы его изменили, Корделия. – Дэниел подошел к ней ближе и взял ее свободную руку.
– Как я могла изменить ваше намерение, если мы никогда не встречались? – поинтересовалась она.
– Я прочитал ваши работы.
– Что сделали?
– Прочитал ваши статьи о путешествиях. Перелистал приличное количество женских журналов.
– И?..
– Мне статьи понравились. Понравились остроумный стиль письма и глубина наблюдений. Ваши статьи замечательные. Я всегда считал, что о человеке можно многое сказать по тому, как он пишет – мои собственные письма к вам не идут в расчет, – и мне понравился человек, написавший те статьи. Очень понравился. Я подумал: с этим человеком у меня много общего, словно мы созданы друг для друга. А потом сделал вывод, что могу провести оставшуюся жизнь с автором этих статей и ни на мгновение не пожалею об этом.
– О Господи, – пробормотала Корделия, – я такого не ожидала.
– Не правда ли, это романтично?
– Как ни странно, да, – ответила она.
– По ходу дела я узнал, что эти журналы публикуют менее вызывающие фасоны платьев. Пожалуй, было бы замечательно, если в будущем вы откажетесь от этого конкретного платья.
– Вы диктуете мне, что я могу и что не могу носить? – Она в изумлении уставилась на Дэниела.
– Я только хочу сказать, что именно это платье чересчур… чересчур возбуждающее.
– Дэниел, – Корделия сделала глубокий вдох, по-видимому, сдерживая желание ударить Дэниела веером, и отступила на шаг назад, – если – если — мы поженимся, с радостью буду прислушиваться к вашему мнению и предложениям, иногда спрашивать у вас совета. Но пока вы не станете так же хорошо разбираться в фасонах, как разбираетесь в железных дорогах, вы не будете указывать мне, какую одежду выбрать. Это ужасно дорогое платье из Франции сшито по последней моде, и я в нем выгляжу великолепно. Так скажите, почему я не должна никогда его надевать?
– Потому что оно побуждает всех мужчин в зале поинтересоваться, какое же именно совершенство оно скрывает. – Дэниел подошел к ней ближе. – И вызывает у них у всех желание познакомиться с этим совершенством. Корделия, я никогда не считал себя ревнивцем, но скажу честно: когда дело касается вас, испытываемое мною чувство может быть только ревностью. – Едва эти слова слетели с его губ, Дэниел понял, что говорит правду. Он ревновал к самому себе. – Это может показаться странным, потому что мы по-настоящему познакомились только сегодня вечером, но у меня такое ощущение, словно я вас хорошо знаю.
– Благодаря моим статьям, – нашла объяснение Корделия.
– Да, разумеется. – «А еще часам, проведенным в залах музея, прогулкам по морскому берегу и злополучной ночи на набережной».
– И вы говорите мне все это, чтобы быть честным?
– Именно так. – Конечно, это не все, что он мог бы сказать, но это начало. Во всяком случае, он говорил правду. – Как вы думаете, Корделия, вы сможете полюбить меня? Ну когда-нибудь?
– Когда-нибудь? Я совсем не…
– Или ваше сердце занято? Кем-то другим, я имею в виду.
– Разве это имеет значение? Наш брак – деловое соглашение. Чувства здесь совершенно ни при чем.
– И все же желательно, чтобы мужчина, за которого вы выходите замуж, вам нравился.
– Желательно, но не обязательно.
– Корделия, я очень хочу вам понравиться.
– Почему вы можете мне не понравиться, Дэниел? – Она ослепительно улыбнулась ему. – Вы откровенный и галантный человек.
