— Вот это очаровательное зрелище для мужчины. — На пороге стоял Николас с одобрительной улыбкой на лице. — Могу сказать, что брак имеет свои преимущества.
— Николас, — вздохнула она, стараясь побороть желание чем-то накрыться. — Неужели никто вас не учил стучаться, прежде чем входить в комнату дамы?
Его улыбка стала еще шире.
— Что-то не припоминаю, чтобы раньше кто-нибудь жаловался.
— Так вот, пожалуйста, запомните.
Она пыталась холодным равнодушием прикрыть внутренний трепет, вызванный его присутствием. Интимность обстановки беспокоила ее. В дверях высокий широкоплечий мужчина с горящими глазами, а она в одежде, оказавшейся теперь такой откровенной и обольстительной.
Сабрина собралась с духом:
— Как я вижу, вы снова настаиваете на том, чтобы спать здесь?
— Не знаю, где бы еще я хотел спать. — Он плотно затворил дверь и шагнул к Сабрине.
— Что вы делаете! — воскликнула она, волнение охватило ее.
Николас остановился и вопросительно поднял брови.
— Я всего лишь хотел сесть и снять сапоги. Это разрешается?
— Конечно. Я только…
Она тряхнула головой, безнадежно пытаясь избавиться от возникшего в ее воображении обнаженного бронзового тела. Странно. До сих пор она не вспоминала, каким видела его накануне. Но сейчас, когда он так близко, когда на ней тонкая батистовая рубашка, а его глаза блестят от возбуждения…
С нескрываемым восхищением он оглядел ее с головы до ног.
Ей захотелось убежать, спрятаться от него. Затем захотелось остаться. Каждая клеточка ее тела вспыхивала огнем. Соски затвердели, и она боялась, что он заметит сквозь тонкую ткань ее возбуждение и… Ее охватило жаром, лицо вспыхнуло, и что-то забилось в глубине ее тела. Сама каюта, казалось, дрожала от медленно разгорающейся страсти.
В каюте было очень жарко. Почему она не замечала: этого раньше? Становилось все труднее дышать, и она бессознательно обмахивала лицо рукой. Их взгляды встретились, и она замерла. Любовь или нет, но что плохого в том, что она поддастся желанию? Тому, что в конце концов неизбежно? Ведь он теперь ее муж.
— Николас, я… — Она сделала шаг к нему.
— Сабрина! — В его голосе странно смешались предостережение и страсть.
Он обнял ее, и она с жадностью прильнула к его губам. Словно ток пробежал между ними, и ощущение жаркого пламени пронзило все ее тело. Их языки искали, находили, дразнили и ласкали друг друга. От него пахло морем и солнцем. И Сабрина чувствовала, что скоро им будет мало поцелуев.
Николас с жадностью упивался этим опьяняющим созданием, покрывая поцелуями ее шею и ложбинку между ее полными грудями. Она откинула голову и тихо застонала, когда он обнажил ее грудь. Набухший сосок соблазнял его. Со стоном Николас обхватил его губами. Сабрина тяжело дышала и еще крепче прижималась к нему.
Он провел рукой по ее стройной ноге и обхватил ладонью ягодицу. Медленно он оттянул рубашку, и его пальцы добрались до обнаженной кожи. Она вздрогнула от этого прикосновения, и он снова погладил ее бедро. Поглаживая плоский живот, он опускался все ниже, пока не почувствовал под рукой шелковистые волоски, охранявшие ее нежную плоть, мягкую и влажную от бившегося внутри желания.
— Николас, — простонала она.
Все мысли исчезли, остались лишь его ласки. Она чувствовала сквозь его и свою одежду настойчивые толчки его возбужденной плоти. Ее тело требовало обнажить эту плоть и жаждало принять ее в свое лоно. Сабрина принадлежала ему, и она хотела этого.
Он понял, что она сдается и хочет, чтобы он взял ее. Чувство удовлетворения охватило его, и он впился в ее губы, наслаждаясь сладким вкусом своей победы. Страсть, с которой она отдавалась ему, пробудила в нем неприятное предчувствие.
«Я не буду оказывать милости человеку, которого не люблю». Ее слова, ее немыслимые условия промелькнули у него в голове. Он отмахнулся от чувства вины, чуть слышного шепота стыда, которые прятались где-то в глубине его сознания. Она не была невинной девушкой со школьной скамьи, она хотела его так же сильно, как и он ее. Как бы в подтверждение Сабрина прижалась к нему.
Не пожалеет ли она об этом? Не возненавидит ли его? Не возненавидит ли он себя? «Я также слышала, что вы — человек чести. Человек слова». Николас внутренне застонал. Он был человеком своего слова, возможно, не таким щепетильным в своих отношениях с женщинами, как в других делах, но тем не менее. Эта проклятая женщина, вероятно, доверяла ему. Он не может обмануть ее.
Николас никогда не предполагал, какой силой воли обладает. Он натянул на ее бедра рубашку и оторвался от ее губ, проклиная не вовремя проснувшуюся совесть. С трудом он овладел собой.
— Думаю, сегодня я буду спать на палубе.
Быстро повернувшись, он направился к двери. Открыл ее и оглянулся, едва устояв перед желанием остаться. Сабрина неподвижно стояла посередине каюты. Свет фонаря проникал сквозь тонкую ткань ночной рубашки. Волосы были растрепаны, губы распухли и посинели, лицо пылало. Изумрудные глаза, широко раскрытые от потрясения, были затуманены страстью.
Ему до боли захотелось вернуться к ней.
Николас перевел дыхание.
— Ты можешь спать на кровати. — Он коротко кивнул и вышел, резко захлопнув дверь.
Пораженная его внезапным уходом, Сабрина смотрела на закрытую дверь. Почему он ушел? Что она сделала? Еще никогда она не испытывала такого желания, такой безудержной, безумной страсти. У нее не было мужчин после смерти Джека, но даже он никогда не возбуждал в ней таких бурных, всепоглощающих желаний.
Ослабевшая и разочарованная, Сабрина сжала руки. Прошло тринадцать лет, пока она нашла человека, который возбудил в ней такие желания, о которых она не могла и думать. Николас, ее муж. В ее душе начал разгораться гнев. Что это было, какая-то злая шутка? Или он просто хотел ей доказать, что может заставить ее отказаться от своих принципов, требований и желаний и овладеть ею в любую минуту, когда пожелает? Черт побери, он почти добился этого! Все ее сопротивление рухнуло от его горящих глаз.
Сабрина обхватила плечи руками и заходила по каюте. Как она могла быть такой дурой? Он, наверное, сейчас на палубе усмехается, празднуя победу. Какой смысл в том, что он сдержался? Но, скорее всего это часть его плана. Очевидно, он даже не хотел ее. Удовольствие, которое они получали в общении друг с другом, вполне вероятно, было притворством с целью смутить ее, поставить на место. Она значила для него не больше, чем многочисленные женщины, которые были до нее, не больше, чем обыкновенная уличная шлюха.
Она подняла голову и сердито посмотрела на постель. Подумать только, она была готова, более того, жаждала отдаться ему. Попасться навеки в ловушку этого нелепого
— Ладно, у него был шанс, другого не будет.
