— Да, миледи. — Кивнув, Гиддингс вывел слуг из комнаты, не забыв закрыть за собой дверь.
— Не припомню, чтобы раньше вы были столь несговорчивой, — беззлобно заметил Стерлинг.
— Не припомню, чтобы раньше вы были столь надменным и властным, — огрызнулась Оливия.
Он пожал плечами.
— Похоже, мы оба изменились за эти годы.
Она поднялась с дивана, от злости позабыв о боли в затылке.
— Вы не имели права внедрять своих… телохранителей в число моих домочадцев.
Он кивнул.
— Возможно, нет.
— Возможно? — Оливия с негодованием посмотрела на него. — Возможно?
— Возможно. — Стерлинг невозмутимо смотрел на нее. — Я опасался, что вы не отнесетесь к угрозе всерьез и не станете предпринимать предупредительных мер по обеспечению своей безопасности.
— Я позаботилась о мерах предосторожности!
— О? — Он изобразил крайнее изумление, снова взметнув вверх брови, отчего ей захотелось запустить в него чем-нибудь. — И что же это за меры?
— Я отдала распоряжение Гиддингсу, чтобы он проверял, закрыт ли дом, и чтобы оставляли на ночь освещение, и… — Ей самой показалось все сказанное несущественным. — И… — она беспомощно взмахнула рукой, — все остальное.
— И подобные меры вы считаете эффективными?
— Во всяком случае, это адекватные меры.
— Вы, наверное, положили пистолет в изголовье кровати?
— Это было бы смешно, и вы прекрасно это знаете. Я случайно могла бы застрелить кого-то из слуг или… — Оливия усмехнулась, — непрошеного графа.
— Или помешали бы кому-то ударить вас по голове.
Она снова отмахнулась.
— Это не ваша забота.
— О, совсем наоборот. Ваш отец, придя ко мне, вверил мне заботу о вас. Под мою ответственность, так сказать. Будучи уверенным, что вы не озаботитесь собственной защитой, я сам предпринял меры для обеспечения вашей безопасности.
Оливия, не веря своим глазам, смотрела на него.
— О Господи, как вы самонадеянны!
Стерлинг не отвел взгляда.
— Я всегда серьезно отношусь к любой взятой на себя ответственности.
— Опекать меня не входит в ваши обязанности.
— Когда ваш отец…
— Я могу сама позаботиться о себе.
— Да, это видно. — Он помолчал. — А как ваша голова?
— Прекрасно! — Пальцы Оливии были стиснуты, и она разжала кулаки, чтобы расслабиться. Неужели она сдерживала эмоции на протяжении десяти лет, терпела все эти годы одного заносчивого мужчину, чтобы позволить другому тут же вторгнуться в ее жизнь и начать давить на нее?
Она взяла себя в руки и сказала уже спокойнее:
— Я не хотела бы показаться неблагодарной за оказанную вами помощь.
Едва заметный намек на улыбку тронул уголки губ Стерлинга.
— Тем не менее вам это удается.
— Приношу свои извинения, милорд. Могу объяснить недостойное поведение только поздним часом и болезненными ощущениями в голове.
— А также нежеланием снова лицезреть меня.
Оливия пожала плечами.
— Я думала, что это и так понятно. Однако я действительно ценю вашу помощь и сердечно благодарю вас. С содроганием представляю себе… — Она вздрогнула, вспомнив ужас, пережитый в результате ночного нападения со стороны, неизвестных лиц в ее собственном доме, — что могло бы произойти, если бы в доме не оказалось ваших людей. — Она глубоко вздохнула. — Правда, я очень признательна вам.
Стерлинг кивнул.
— Рад, что сумел помочь вам.
— Что ж, а теперь, — она нахмурилась, — не соблаговолите ли уйти?
— Это-то благодарность, — прошептал он.
— Что вы от меня хотите, милорд? — Выдержка тут же изменила Оливии. — Я поблагодарила вас. Может быть, не так любезно, как следовало бы, но, учитывая обстоятельства, вы должны признать, что это имеет естественное оправдание. — Оливия распрямила плечи. — Мне не нужна ни ваша помощь, ни помощь моего отца. Я не имею ничего общего с невинной девушкой из сказки, нуждающейся в спасении. Когда-то я нуждалась в этом, но, как вы справедливо заметили, мы оба изменились. Я уже не похожа на девушку, которую вы когда-то знали.
— Непохожи, — с растяжкой промолвил Стерлинг, — это заметно.
— Не смотрите на меня так, будто я должна стыдиться этого.
— Полагаю, это было бы естественно, — тихо сказал он.
— Все мы, милорд, меняемся. — Оливия скрестила руки на груди. — Время и события лепят, формируют нас.
— Определенно. Просто я помню…
— Воспоминания юности не более чем иллюзии. Реальность и годами накопленный опыт выковывают наш характер. Полагаю, ни вы, ни я не похожи на нас прежних, да и вряд ли мы захотели бы оставаться такими. Иллюзии, как и сны, не имеют ничего общего с реальностью.
— Тем не менее крушение иллюзий ведет к разочарованию.
— В этом мире так много иллюзий, что большая их часть заслуживает крушения. Столкнуться лицом к лицу с суровой действительностью в конце концов оказывается менее болезненным, чем питать несбыточные надежды. — Она заглянула в его глаза. — Реальность принимать довольно трудно, но делать это необходимо. С верой в иллюзию, то есть в несуществующее, в этом мире не выжить.
Стерлинг долго молча смотрел на Оливию, и на какую-то долю секунды она ощутила тягостное сожаление.
— Прошу извинить меня за вторжение, леди Рэтборн, — холодно сказал он. — Больше я не буду вам надоедать.
— Спасибо, милорд. — Она помолчала. — И позвольте еще раз поблагодарить вас за предусмотрительность.
Стерлинг двинулся было к выходу, но задержался.
— Если вам еще понадобится помощь…
— Не понадобится, — решительно отказалась Оливия.
— И полагаю, я был бы последним человеком, к кому вы обратились бы за помощью в любом случае.
Она долго смотрела на него, прокручивая в голове дюжину возможных ответов. Все, что в течение долгих лет хотела высказать ему. Слова, которые она много раз повторяла про себя поздними ночами, когда темнота позволяла снять оковы с мыслей, чувств и желаний. Оливия натянуто улыбнулась…
— Вы правы, милорд, как всегда.
Стерлинг кивнул и вышел.
У нее стиснуло сердце, несмотря на всю ее решимость. Зачем, ну зачем он снова вторгся в ее жизнь? И почему один его вид, его взгляд, звук его голоса всколыхнули глубоко похороненные, как она долго считала, воспоминания? Воспоминания, нашедшие слабый отклик в давно забытых чувствах.
По крайней мере он больше не вернется. На этот счет у нее не было сомнений. По всей видимости, в этом Стерлинг не изменился. Гордость никогда не позволяла ему добиваться расположения женщины, которая не хотела его. Ее отец ставил это ему в заслугу, сейчас настала ее очередь оценить по достоинству эту черту его характера. Она достаточно ясно дала понять, что больше не желает его видеть. Так будет лучше для них обоих.
