Стерлинг презрительно фыркнул.
Я был глупцом.
— Верно. Следует еще иметь в виду, что Оливия очень скоро вышла замуж, а ты тоже довольно поспешно обручился и сыграл свадьбу с Элис. Мне показалось, что лучше держать мое мнение при себе. В конце концов, что сделано, то сделано. — Леди Уайлдвуд помолчала. — И мне очень нравилась Элис, хотя я никогда не считала, что она сделала тебя по-настоящему счастливым.
Стерлинг уставился на мать.
— Я был счастлив.
— Нет, Стерлинг, ты был удовлетворен, а это огромная разница. — Ее тон смягчился. — Когда мы поженились с твоим отцом, мы и минуты не могли провести друг без друга. Вы же с Элис…
Он впился в нее взглядом.
— Да?
— Вы с ней вели себя не как новобрачные, а словно были женаты уже много лет.
— Насколько я помню… — В его голосе прозвучало раздражение. — Отец болел, и мои мысли были заняты другими вещами.
— Я не виню тебя. Если бы Элис не умерла, вы, несомненно, жили бы долго и в полном согласии. Тем не менее я ни разу не видела, чтобы ты смотрел на нее так, как на Оливию. А когда Элис умерла…
— Да?
— Когда она умерла, это не разбило твое сердце.
— Я был очень расстроен.
— Да, конечно. Ты ведь потерял большого друга. — Мать покачала головой. — А не большую любовь.
— Я очень хорошо относился к Элис.
Леди Уайлдвуд внимательно наблюдала за ним.
— Правда. — Казалось, Стерлинг старался убедить в этом не только мать, но и себя. Он был очень привязан к Элис. А осознание того, что любовь к жене не похожа на чувства, которые он испытывал к Ливи, вряд ли было для него неожиданным. Ливи была великой любовью его жизни. Элис же… Неприятно признаваться, и он отгонял даже мысли об этом, но Элис была второй. Хотя мать и считала его плохим лжецом, самому себе он мог лгать мастерски. — Я никогда не хотел…
— Конечно, нет, — оборвала его излияния мать. — Не такой ты человек.
— Ты думаешь, она знала? — Мысль о том, что Элис могла догадываться о постоянном присутствии Ливи в его сознании, терзала его. Ему ни в коем случае не хотелось причинять ей боль.
Леди Уайлдвуд помедлила с ответом, будто подбирая слова.
— Мне очень жаль, дорогой, но, конечно же, она знала. Женщина всегда знает это.
— Но ведь с ее стороны не было ни одного намека.
— Естественно. Она слишком любила тебя. — Мать прикоснулась к руке Стерлинга. — Не смей даже думать, что Элис была несчастна. Она была счастливой, очень счастливой.
— Я старался, — сказал он, адресовав замечание скорее себе, чем матери. И правда, разве он не отбросил все мысли о Ливи, когда женился на Элис? Разве не игнорировал ее письма?
— Ну и что ты намереваешься делать теперь?
— Я намерен помочь Оливии выполнить условия завещания ее мужа, получить заслуженное наследство и стать независимой.
— О, дорогой. — Мать покачала головой. — Я-то надеялась…
— Не надо.
— Что не надо?
— Ничего не говори.
— Не говорить, что она теперь свободна, а то, что обратилась к тебе за помощью, сулит отличное начало?
— Ей не к кому было больше обратиться.
— Не важно. Главное, что она обратилась к тебе. — Мать прищурилась. — А когда все это закончится, что тогда?
— Тогда я вернусь к той жизни, какую вел до сих пор. — Это тоже было ложью. Жизнь Стерлинга кардинально изменилась в тот вечер, когда ее отец открыл ему всю правду.
— А Оливия?
— Оливия сможет свободно дышать, — тихо сказал он.
— Значит, ты потерял всякую надежду на будущую совместную жизнь с ней?
Стерлинг обеспокоенно взглянул на мать.
— Мама, ты несносная женщина.
— И всегда была такой, мой дорогой, — с улыбкой парировала леди Уайлдвуд. — А вот тебе сдаваться не пристало. Не похоже это на тебя.
— Я учитываю реальное положение дел. Она не простила меня.
— Твоя первая ошибка заключалась в том, что ты поверил ее отцу. — Она покачала головой. — Хотя разве можно тебя винить за это? Ты не имел понятия.
— Она писала мне, мама. Она написала три письма. — Наверное, ему нужно было кому-то рассказать об этом. — Первое — незадолго до ее свадьбы с Рэтборном, в котором объясняла истинную причину предстоящего замужества. Полагаю, хотела извиниться таким образом. — Он поднял глаза на мать. — Я не вскрывал это письмо. — Последовал тяжелый вздох. — Другие два пришли после их женитьбы, когда болел отец. Их я тоже не вскрывал. В них она тоже просила о помощи. — Даже сейчас содержание тех писем болью отзывалось в его душе, вызывало чувство вины и раскаяния, а также гнева. К Рэтборну, и еще больше — к себе самому. — Особых подробностей не было. Думаю, она боялась писать об этом. Но он обращался с ней ужасно и она опасалась за свою жизнь. Молила, чтобы я помог ей убежать от него.
— Боже милосердный! — Леди Уайлдвуд была явно потрясена. — Не могла даже представить себе такое. Но ты говорил, что не вскрывал письма…
— Не вскрывал. — Стерлинг пожал плечами. — Недавно лорд Ньюбери приходил ко мне. Он рассказал всю правду. Он решил, что обстоятельства смерти мужа Оливии свидетельствуют о том, что ей грозит опасность. Я вызвался навестить ее. — Он криво усмехнулся. — Мое посещение не доставило ей удовольствия.
— Можно понять почему.
— После этого кое-что произошло, но достаточно сказать, что я наконец прочел ее письма. — Стерлинг заглянул в глаза матери. — Она не простила меня. И я понимаю ее.
— Я тоже.
— Она не позволила мне даже говорить с ней об этом. Скажи, мама, что мне делать?
— Мне не удавалось сказать тебе, что нужно делать, даже когда ты был совсем маленьким.
Стерлинг недоверчиво хмыкнул.
— Ты никогда не оставляла попыток наставлять меня по любому поводу.
— Ну а ты никогда не слушал меня. — Мать помолчала некоторое время. — По-видимому, тебе придется заглаживать вину.
Он фыркнул.
— Я финансирую поиски раритетов, чтобы она могла вступить в права наследования. Сопровождаю ее в поездке в Египет. Что еще я могу сделать?
— Не знаю. — Мать с осторожностью подбирала слова. — Но мне кажется, ты мог бы стать ей хорошим другом. Докажи, что ты заслуживаешь дружеского отношения с ее стороны, и, возможно, она, в конце концов, доверит тебе свое сердце.
Стерлинг покачал головой.
— Я не…
— Более того, ты не должен проявлять нетерпеливость. Больше сдержанности, дорогой. Это непривлекательная черта твоего характера. Ты лишь недавно узнал правду, и, наверное, тебе хочется немедленно что-то предпринять. Но у Оливии было десять лет, чтобы проанализировать твои поступки или отсутствие таковых. И эти годы явно были самыми безрадостными.
