В первые три дня ее пребывания в новом доме Стерлинг заезжал каждый день, а потом ежедневно присылал сообщения о том, как продвигаются дела. Однако вскоре он неожиданно замолчал. Даже на ее записки с просьбой сообщить хоть что-нибудь, отвечал его секретарь. Такой поворот событий немало огорчил Оливию. С каждым днем ей становилось все труднее удерживаться от желания отправиться прямиком в Харрингтон-Хаус и постучать в дверь. Как он может игнорировать ее подобным образом? Хотя, возможно, в этом есть доля ее вины.
И все же Оливия была права, приняв решение переехать на другой конец Лондона. Находясь вдали от Стерлинга, она смогла наконец посмотреть на ситуацию немного иначе, смогла успокоиться и привести мысли в порядок. Теперь у нее появилась возможность обдумать вопрос, на который она так и не дала себе ответа.
Неужели она поступила глупо, позволив ничего не значащему замечанию проложить пропасть между собой и Стерлингом? Действительно ли он воспринимал ее как тягостную обязанность, несмотря на то что рьяно отрицал это? Значило ли его молчание и нежелание заезжать в гости то, что она снова его потеряла?
Нет, на сей раз она этого не допустит. На сей раз собственная судьба в ее руках. Впереди еще семь дней. Выиграет она или проиграет, Оливия будет знать, что сделала все от нее зависящее. И даже если она не сможет до конца выполнить условия завещания покойного мужа, во многом она уже одержала над ним победу. Хотя бы потому, что отказалась покориться судьбе, уготованной им для нее, отказалась подчиниться его воле.
А что касается слов, сказанных Джозайей… Они до сих пор крутились у нее в голове. Чего она хочет? Чем готова пожертвовать, чтобы получить желаемое? Ответ на первый вопрос нашелся легко. Она хочет Стерлинга. А вот ответа на второй вопрос Оливия до сих пор дать не могла. Она знала лишь то, что, несмотря на разлуку длиной в десять лет, каждый прожитый без него день кажется вечностью. И возможно, ответ на второй вопрос тоже очевиден.
Она готова на все.
Войдя в дом, Стерлинг прямиком направился в библиотеку.
— Эндрюс, — рявкнул он. — Пришлите ко мне лакея. Необходимо, чтобы он немедленно доставил записку леди Рэтборн.
— Добро пожаловать домой, милорд, но, — раздался в ответ голос дворецкого, — нет необходимости…
— Необходимость есть, Эндрюс, — бросил Стерлинг через плечо. — Впрочем, можете не беспокоиться. Я отправлюсь к ней лично.
До конца срока исполнения условий завещания осталось три дня, но Стерлинга ждал успех. Сейчас он поедет к Ливи, они покончат с недомолвками и недопониманием и начнут жизнь заново. На этот раз вместе.
В последние две недели у Стерлинга было достаточно времени подумать о том, что он сделал не так и как это исправить. Если честно, ему придется смирить гордыню.
Он вошел в библиотеку, поставил на стол саквояж и открыл его.
— Украл у Джозайи? — раздался у него за спиной голос Оливии.
Подавив улыбку, Стерлинг обернулся.
— Вообще-то он мой, хотя и похож на саквояж стряпчего.
— Где ты был? — В голосе и взгляде Оливии сквозило беспокойство.
— Моя дорогая леди Рэтборн. — Стерлинг достал из саквояжа стопку писем. — Я был… — Он взял из стопки одно письмо, помахал им в воздухе и бросил на стол. — В Хартфорде. — Он достал второе письмо. — В Кембридже. — Из стопки появилось третье письмо. — В Оксфорде и… — Стерлинг помахал последним письмом и бросил его к остальным. — В Эйлсбери. На это ушла вся прошлая неделя.
Оливия ошеломленно смотрела на Стерлинга.
— А еще неделей раньше я побывал в Уорике и Винчестере. — Он удовлетворенно улыбнулся. — Теперь у нас есть четырнадцать письменных согласий от членов правления.
— Ты ездил к ним лично?
— Мне пришло в голову, что нужные нам люди дадут ответ не настолько быстро, насколько нам хотелось бы, поэтому я решил посетить каждого.
Глаза Оливии расширились от изумления, и она двинулась навстречу Стерлингу.
— Значит, это все? Мы победили?
— Так и есть. — Стерлинг улыбнулся. — И нам необходимо многое обсудить.
— Стерлинг, я…
— Нет, Ливи, позволь мне. — Он решительно посмотрел на стоящую перед ним женщину. — Прежде всего, говоря в этой самой комнате фразу «это меньшее, что я мог для тебя сделать», я имел в виду не прошлое, а те чудесные минуты, что мы с тобой разделили.
— Ах, об этом. — Оливия поморщилась. — А я подумала…
— И поскольку исправить совершенные мной ошибки я уже не в силах, я каждый день своей жизни посвящу тому, чтобы хоть как-то сгладить их последствия.
Оливия покачала головой.
— Стерлинг…
Граф поднял руку, прося Оливию дать ему высказаться.
— Во-вторых, я вдруг понял, что ни разу не извинялся перед тобой за то, что произошло десять лет назад. Я даже не попытался вымолить твое прощение, поэтому делаю это сейчас.
Оливия судорожно сглотнула.
— Стерлинг…
— Десять лет назад я не только не помог тебе, но и не стал бороться за тебя. Но я больше не повторю подобной ошибки. — Он облокотился бедром о стол и теперь испытующе смотрел на Оливию. — Как я уже сказал, четырнадцать членов правления ответили согласием на наше предложение. — Он перетасовал лежавшие на столе письма. — Осталось заручиться согласием еще одного, последнего члена.
Изящные брови Оливии сошлись на переносице.
— Мы кого-то забыли? Кто этот человек?
— Я.
— Ты? — Оливия покачала головой. — Не понимаю.
— Я дам свое согласие лишь в том случае, если ты согласишься выйти за меня замуж.
Оливия охнула.
— Стерлинг, да ведь это шантаж! Почти то же самое, что сделал Рэтборн с моим отцом.
— Нет, на этот раз все совсем иначе. Я люблю тебя.
Оливия с подозрением смотрела на мужчину.
— Раньше ты этого не говорил.
— За что прошу прощения. Я люблю тебя, любил и буду любить всегда. И хочешь ты это признать или нет, но ты тоже меня любишь. Я не стал бы признаваться в своих чувствах, если бы не был в этом уверен.
Оливия усмехнулась.
— Даже если так, это… не знаю, как сказать… — Оливия осеклась и теперь только смотрела на Стерлинга. У него перехватило дыхание, а сердце, казалось, замерло в груди. Наконец Оливия смиренно вздохнула. — Хорошо.
— Что хорошо? Ты выйдешь за меня замуж или ты меня любишь?
Оливия вымученно улыбнулась.
— И то и другое.
— Но ты не сказала мне этих слов, — надменно произнес Стерлинг, пытаясь скрыть охватившее его облегчение и еще какое-то удивительное чувство, очень похожее на счастье.
