Тем не менее все они согласились, что Фиона должна выйти замуж и обрести счастье задолго до того, как узнает, что никаких заказов на «Прекрасную капитуляцию» нет и что Джонатон вовсе не собирается их размещать. Что касается ее реакции на предложение обеспечить ей компенсацию наследства, друзья были уверены, что она не примет этого. Хотя они поклялись своими предками, что никогда не откроют ей истину, каждый из них понимал, что неизбежно наступит тот день, когда Фиона так или иначе узнает истину.
– Я говорил это вчера вечером и повторю снова: ты должен совершить что-то выдающееся, – упрямо сказал Кавендиш. – Объяви о своей любви публично, скажем, с подмостков театральной сцены. Кстати, для этого вполне подойдет Адельфи.
Джонатон поморщился:
– Я так не думаю.
– Но почему? Я же не предлагаю тебе прерывать представление, это было бы абсурдно…
– И все равно – нет.
– Пожалуй, Фиона может не оценить этот жест, – задумчиво произнес Оливер, словно всерьез рассматривал предложение Кавендиша. – Кроме того, тебе придется доставить ее в театр и усадить в зале, тогда как сам спектакль может выглядеть ужасно.
– Но тогда что же?
Уортон покачал головой:
– Я считаю, что требуется куда более эффектный поступок.
– Более эффектный, чем двенадцать дюжин роз? – Кавендиш пожал плечами.
– Гораздо более эффектный, – не сдавался Уортон.
– Однако никому из вас не приходит мысль, что это за эффектный поступок. – Джонатон нахмурился. – В конце концов, я мог бы просто броситься к ее ногам и попросить прощения.
Кавендиш фыркнул:
– Это весьма мало напоминает эффектный поступок.
– А что, если попробовать честность? – раздался за спиной голос Джудит.
– Честность оправдывает себя, – Уортон шагнул к Джудит и взял ее руку, – когда нужно сказать даме, что она самая восхитительная женщина в этом зале. За исключением этого честность вряд ли следует использовать применительно к женщинам.
Джудит засмеялась:
– Вы сами не женаты, милорд?
– К счастью, нет.
– Честность с женщинами? – поспешил вступил в разговор Кавендиш. – Подобный опыт в моей практике никогда не оправдывался.
– Однако он всегда срабатывал у Хелмсли. – Оливер усмехнулся. – Точнее, до нынешнего момента.
– И все же сейчас честность может оказаться не лучшим вариантом, – вполголоса сказал Джонатон.
Джудит быстро повернулась к нему:
– Могу я выкрасть вас у столь блистательной компании на несколько минут?
Джонатон улыбнулся:
– Они не так блистательны, как вы полагаете.
– В конце концов, это не столь важно. – Джудит на мгновение встретилась взглядом с Уортоном, как будто между ними существовала некая скрытая связь, затем кивнула одновременно всем присутствующим: – Джентльмены.
После этого Джудит и маркиз прошли на балкон, где Джонатон наклонился к ней и тихонько сказал ей на ухо:
– Что все это значит?
– Что именно?
– Я имею в виду тебя и Уортона.
– Я едва знаю этого человека, – высокомерно сказала Джудит, как бы запрещая дальнейшую дискуссию на эту тему.
Джонатон недоверчиво хмыкнул, и Джудит бросила на него косой взгляд.
– Вернемся к главному предмету сегодняшнего вечера. Так как?
– Что как?
– Как ты собираешься поступить с мисс Фэрчайлд?
Джонатон вздохнул:
– Неужто в этом городе все что-то знают обо всех?
– Не все, но я определенно знаю. – Джудит засмеялась. – Ты не должен удивляться тому, что я стала доверенным лицом некой рыжеволосой молодой леди, которая сегодня нанесла мне визит.
– Нанесла визит? Зачем? – Джонатон подозрительно уставился на собеседницу. – Впрочем, я не хочу этого знать, поскольку мне это совершенно безразлично. – Повисла неловкая пауза. – И все же, что она сказала тебе?
– Я не могу разглашать конфиденциальную информацию: это никому не пойдет на пользу. – Джудит подала знак официанту, и тот мгновенно направился к ней с подносом, на котором находились бокалы с шампанским. – Признаюсь, Фиона рассказала мне достаточно. Из этого я поняла, что ты сошел с ума.
Маркиз нахмурился:
– Я уже знаю об этом.
– Меня бы это позабавило, если бы я сама так тебя не обожала. – Джудит с сочувствием посмотрела на маркиза. – Ты выглядишь откровенно несчастным; кажется, я никогда раньше не видела тебя таким.
– А я никогда и не был несчастным.
– Потому что никогда не был влюблен.
Маркиз неохотно поднял взгляд; для него было довольно оскорбительно признаваться женщине в подобных интимных вещах.
– Да, никогда.
– И поэтому сейчас ты выглядишь даже более огорченным, чем минутой раньше. – Джудит положила ладонь ему на плечо. – Я тоже не была влюблена в тебя, так что нет нужды выглядеть таким убитым: ты словно боишься, что разобьешь мне сердце своим признанием.
Джонатон пожал плечами:
– В таком случае я определенно ничего не потерял вплоть до нынешнего дня…
– Или потерял все. Эмоции, чувства, ощущения усиливаются, когда человек влюблен. Конечно, тоска, сомнения, нерешительность тоже присутствуют, однако светлые стороны любви оказываются гораздо ярче и сильнее. – Джудит рассеянно дотронулась до подвески, украшавшей ее шею. – Это самый близкий путь к чистейшей радости, которую можно познать в этом мире. – Она подняла взгляд на маркиза. – Вот что ты потерял, глупыш.
Джонатон молча смотрел на нее, не зная, что сказать в ответ.
– Если бы мне так же повезло и я бы почувствовала себя такой же несчастной, как ты сегодня, я воздала бы хвалу Господу. – Она глубоко вздохнула, а затем улыбнулась вежливой улыбкой. – Это соответствует тому, что ты ощущаешь сейчас?
– Я бы не мог выразить свои чувства лучше. – Маркиз покачал головой. – Не смог бы отыскать для этого нужных слов.
– Возможно, ты мог бы сделать это на бумаге? В конце концов, ты писатель, а это много значит.
– Я пытался сделать это в рассказе, который писал по рисункам Фионы, но все равно не выразил всех своих чувств в словах. Тем не менее это, возможно, лучшая из написанных мною вещей. Во время работы я испытывал вдохновение. – Он бросил на нее беспомощный взгляд: – Скажи, что мне теперь делать, Джудит?
– Ты просишь моего совета? – Она вскинула бровь. – Опять?
– В прошлый раз ты не слишком мне помогла.
