— Нет, конечно. Он хочет большего. Ему нужно, чтобы я с ним
«работала».
— И что же я должен сделать?
— Дать мне совет.
— Скажите Селме, чтобы он катился к черту, — посоветовал я.
— Но у него же эти письма!
— Ничего у него с ними не получится.
— Почему вы так думаете? Он человек совершенно
беспринципный.
— А что он с ними может сделать?
Она на секунду задумалась.
— Он может продать их жене этого человека.
— А ее муж богат?
— Не миллионер, но все же.
— И жена хочет забрать все?
— Да.
— Если бы Селма хотел продать ей письма, он бы их уже давно
продал. И незачем ему было бы создавать себе столько проблем и идти на такие
расходы — плыть с вами на этом корабле. Кроме того, — продолжал я, подумав, —
если бы он просто хотел шантажировать вас, ему достаточно было написать вам,
чтобы вы пришли к нему до отплытия. Нет, за всем этим что-то кроется, и
единственный способ об этом узнать — рассмеяться в лицо Селме и послать его к
черту. Пусть делает с письмами, что хочет.
Она задумалась.
— Наверно, вы правы, Дональд.
— Эти письма могут сильно вам навредить?
— Мне — нет, но этому человеку…
— Это вас очень волнует?
— Я хочу быть честной, только и всего. Его жена может в суде
поминать меня как любовницу сколько угодно — я перенесу. Но по отношению к
моему другу я хочу остаться честной до конца, вот и все.
— Все это как-то бессмысленно, — сказал я. — Если Селма хоть
что-то понимает в шантаже, то ему надо было предложить купить эти письма либо
мужу, либо жене; вы самый несостоятельный покупатель из трех возможных.
Она кивнула:
— Это верно.
— Значит, у вас есть еще что-то, что ему нужно. Что же это?
— Не могу придумать ничего, что могло бы окупить путешествие
в Гонолулу; сейчас, по крайней мере, ничего не понимаю.
— Тогда посылайте его к черту. Может быть, подстегнем
события и что-нибудь выясним.
— Спасибо вам большое, Дональд, вы мне очень помогли.
— А почему вы обратились именно ко мне? — поинтересовался я.
— Потому что мне нужен был совет.
— Но почему вы решили, что я могу вам его дать?
— Я же сказала, потому что я поняла, что вы умный человек.
Ах, Дональд, что вы теперь будете обо мне думать?
— Что вы имеете в виду?
— Эти письма. Теперь вы, наверное, думаете, что я наглая,
гадкая, порочная женщина!
— Я думаю, что вы просто женщина, — ответил я. Ее взгляд
потеплел.
— Да, я женщина, — тихо проговорила она, — и я вам так
благодарна!
— Что вы, я для вас ничего и не сделал, — сказал я и
добавил: — Пока.
— Дональд, вы просто золото, — порывисто произнесла она и,
подавшись вперед, крепко и смачно поцеловала меня в губы.
Как раз в этот момент Берта Кул, очень озабоченная тем,
чтобы растрясти набранный на корабле жирок, вышла из-за угла на первый круг
своей вечерней мили.
Глава 7
И вот наступили последние сутки нашего плавания. В легком
возбуждении, обычном для конца путешествия, пассажиры стали готовиться к скорой
высадке на берег.
В школе танца хула прошло последнее занятие. Под теплым
солнцем возле плавательного бассейна женщины самого разного возраста и
темперамента, разного роста и веса, изрядно поднаторевшие в гавайском танце,
готовились сдавать экзамены и получать дипломы. А на корме в полдень любители
стендовой стрельбы собрались пострелять по тарелочкам.
Из багажных отсеков подняли дорожные сундуки и чемоданы.
Путешественники собирали вещи, оживленно болтали, обменивались адресами,
подписывали друг другу на память ресторанные меню и пассажирские карточки.
Теплый, бархатный воздух дышал очарованием тропиков. За
бортом лениво перекатывались волны; из них то и дело выскакивали летучие рыбы и
долго скользили над поверхностью воды, пока их не накрывало следующей волной.
За кораблем, словно привязанный невидимой нитью, парил чернолапый альбатрос.
Я стоял у борта и любовался океаном. Мимо прошел Сидней
Селма и посмотрел на меня с нескрываемым любопытством, словно в первый раз
заметил. Норму Радклиф я практически не видел; лишь один раз, когда она
появилась на палубе, Селма попытался заговорить с ней, но она резко
отвернулась. Берта подошла ко мне и встала рядом.
— Ах ты, негодник! — с восхищением прошептала она. Я обернулся
и поднял брови в немом недоумении.
— А еще делал вид, что у тебя ничего не получается. Это ж
надо, как она на тебя набросилась! Я ведь говорила!
— Слушай, Берта, — спросил я, — ты обсудила со Стефенсоном
Бикнелом детали нашего контракта?
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду то, что именно мы должны делать.
— Мы должны защищать Мириам Вудфорд.
— От чего?
— От всего, что ей угрожает.
— И это все?
— Все. О Господи, как ноют мои ноги! Они совершенно не
рассчитаны на сто шестьдесят пять фунтов нагрузки.
— Ты справилась с фруктами и конфетами?
Берта тяжело вздохнула.
— Наверно, я старею. Часть конфет пришлось отдать.
— Кому?
— Стюарду.
— А фрукты?
— Фрукты я съела. Почти все.
— Вот и замечательно.
— Но если ты еще раз выкинешь такой номер, — угрожающе
прошипела Берта, — я тебе вышибу мозги. Так и знай, вышибу своей собственной
рукой.
— Кстати, — заметил я, — нам нужно вести себя поосторожнее. Мне
уже говорили, что, похоже, мы были знакомы до поездки.
— Не может быть!
Я печально кивнул.
— А почему ты вдруг спросил, что именно мы должны делать?
— Просто завтра мы выходим на берег и должны начать
работать.
— Тебе Норма что-нибудь рассказала?
— Нет, ничего особенного. — Я потянулся и зевнул.
— Ты, хитрый негодяй, наверняка что-то уже знаешь. — Глаза
Берты сердито сверкнули.
