— Что вы говорите! — изумленно воскликнул он.
— Да-да. Хотел сам посмотреть, что здесь и как.
— Зачем?
Я пожал плечами:
— А вы пробовали составить представление о каком-нибудь месте
по описаниям женщины?
Он рассмеялся.
— Ну вот, теперь, по крайней мере, я могу себе представить
все, о чем она рассказывала. Это мне и надо было. Всего доброго.
— Всего доброго, — ответил он. Я сел в машину и уехал.
Глава 19
В отеле «Ройял Гавайян» я поднялся в номер к Берте Кул и
постучал в дверь. Ответа не было.
Прислушавшись к звукам, доносившимся из комнаты, я
безошибочно определил мелодию танца хула. Это был популярный мотив гавайской
песни «Все едут в Хукилау». Тогда я постучал сильнее.
Музыка оборвалась, и Берта крикнула:
— Кто там?
— Это Дональд, — ответил я.
Несколько секунд стояла тишина, но потом она все же решилась
и открыла дверь.
Войдя, я увидел Берту в гавайском платье. У стены на
дорожном сундуке стоял переносной проигрыватель; как только я вошел, она быстро
захлопнула на нем крышку. Но румянец на щеках Берты ее выдал: она
практиковалась перед зеркалом танцевать хулу.
Я тактично не сказал ни слова, но Берта все же решила хоть
как-то объясниться.
— На этом проклятом острове в тебя прямо вселяется какой-то
дьявол! Ты не знаешь почему?
— Не знаю, — ответил я. — Наверно, действует климат,
дружеская атмосфера, гостеприимство, расовая терпимость — тут много всего.
— Может быть, — сказала Берта. — Но все равно я чувствую,
что веду себя как последняя идиотка.
— Ну почему же?
Она кивнула на зеркало и проигрыватель:
— Если скажешь об этом Стефенсону Бикнелу — вышибу дух!
— Не волнуйся, — заметил я, — на Бикнела климат тоже
действует. Если он задержится здесь еще на две недели, то будет прыгать по
деревьям, как Тарзан, бить себя в грудь и издавать победный крик обезьяньего
самца, убившего своего соперника. А теперь убери свои музыкальные
принадлежности и гавайские наряды — для тебя есть работа.
— Что еще за работа?
— Работа, которую нужно сделать тихо и быстро, чтобы полиция
ничего не пронюхала, а мы получили то, что нам нужно.
— А именно?
— В порту стоит военный корабль, и солдаты с него сегодня
утром получили увольнительные на берег. Целая толпа их выкатилась на пляж
Вайкики, они бродили, глазели кругом и наверняка щелкали фотоаппаратами.
— Ну и что?
— Мириам Вудфорд объяснила мне, что все утро была на пляже,
загорала и даже заснула там на берегу.
— Да-а, — протянула Берта, — конечно, может, и была. — Потом
пристально посмотрела на меня и добавила: — А может быть, как раз в это время
поехала и шлепнула Джерома Бастиона.
— Все может быть, — согласился я.
— Это уже лучше, — наставительно заметила Берта.
— В каком смысле? — не понял я.
— В том смысле, что эта подлая двуличная бестия строит тебе
глазки и готова обвиться вокруг тебя, как розовая ленточка вокруг
рождественского подарка. Она пускает тебе пыль в глаза, а ты, дурень, уже готов
поверить, что она ни в чем не виновата ни раньше, ни сейчас, никогда. И теперь
мы должны что-то делать только потому, что ты считаешь, что она не виновата.
— Это что, плохо? — спросил я.
— А что хорошего?
— Ладно, — сказал я. — Считай, что я допускаю любую версию.
— Ты, конечно, можешь допускать любую версию, — не унималась
Берта, — но я спорю на пятьдесят долларов против пяти, что эта девица уже нашла
какую-нибудь возможность тебя закадрить.
— Ты выслушаешь меня до конца или будешь…
— Пятьдесят против пяти! — провозгласила Берта. — И учти,
это деньги Берты Кул — личные, а не из текущих расходов. А я деньги терять ой
как не люблю и ни за что не стала бы спорить, если бы не была уверена на сто
процентов!
— Это я знаю.
— Так принимаешь пари?
— Я хотел бы поговорить о деле. Берта фыркнула.
— Конечно, это было глупо с моей стороны, — проворчала она.
— Если она еще тебя не закадрила, то ты просто забрал бы деньги, а если
закадрила, то чего ж тебе спорить — конечно, лучше поговорить о деле. Ладно,
давай о своем деле. Чего ты хочешь?
— Я хочу, — с облегчением ответил я, — чтобы ты нашла
какого-нибудь молодого офицера с этого корабля. Эти ребята такие
впечатлительные, им здесь скучно, они заглядываются на женщин, и ты легко
сможешь…
— Ты хочешь сказать, что они будут заглядываться на меня? —
еще раз фыркнула Берта.
— Конечно, будут.
— Рехнуться можно! Меня душит смех. Ладно, поехали дальше.
— Ты должна найти такого офицера, — продолжал я, — и
уговорить его расспросить солдат. Пусть возьмет пару человек себе в помощь,
если это нужно.
— Да что нужно-то?
— Я хочу, чтобы он узнал, кто из них делал снимки на пляже
Вайкики. И как только пленки будут проявлены и снимки отпечатаны, я хочу на них
посмотреть. Каждый может написать на обороте снимков свою фамилию. Мне нужны
снимки людей на пляже.
— Ты думаешь, на них будет Мириам Вудфорд?
— Если она действительно была там. Если она говорит правду,
что загорала в своем замечательном купальнике и прогуливалась по пляжу, то
можно спорить на что угодно — минимум человек десять ее тайком засняли.
— Это еще почему?
— А ты не замечала, какая у Мириам Вудфорд фигура? —
осведомился я.
— Ну, замечала, — сказала Берта.
— Вот и солдатики тоже заметили.
— А вдруг на снимках ее не окажется?
— Вот почему, — объяснил я, — мы должны выяснить это до
того, как полиция догадается сделать то же самое или узнает, что мы этим
занимаемся.
— Ну что ж, — вздохнула Берта. — Ладно, завтра займусь. Я
усмехнулся.
— Что-нибудь не так? — недовольно спросила она.
— Все не так.
— Господи, Дональд, ты что, хочешь, чтобы я занялась этим на
ночь глядя?
Я кивнул. Берта тяжело вздохнула.
