— А ведь кто-то живет себе и наслаждается жизнью! Послать бы
тебя к черту с твоими выдумками или хоть понять, чего ты хочешь. Ну, допустим,
мы найдем ее на фотографиях, что тогда?
Тогда мы попросим тех, кто сделал эти снимки, вспомнить, в
котором часу они были на пляже.
— Во-первых, это не так просто, — возразила Берта, — а
во-вторых, это не убедит полицию.
— Это уже будет не твоя забота, — успокоил ее я.
— А чья?
— Мириам, если ее к тому времени не посадят.
— Лучше уж тогда послать Мириам прямо на корабль, чтобы
ребята ее опознали, — с насмешкой сказала Берта. — Она получит девяносто восемь
процентов голосов. Каждый будет рваться присягнуть, что…
— Вот именно этого, — прервал ее я, — я и хочу избежать. Мне
сначала нужны фотографии, тогда я сумею построить доказательство.
— Да, это логично, — неохотно согласилась Берта. — Ну ладно,
попробую.
— Как себя чувствует Бикнел?
— Нормально. Пылает страстью. Ты знаешь, что тут было?
— Что?
— Он пришел ко мне в номер и сказал, что готов выложить сто
тысяч долларов из собственного кармана, только бы Мириам не засудили. Он
собирается нанимать адвокатов и дает нам полную свободу действий.
— Ну и что?
— Черт побери, Дональд! — вспылила Берта. — Тебя что, совсем
не волнуют эти цифры?
— Да нет, почему же.
— Уж и не знаю почему! Я вижу, что ты глаз не сводишь с этой
Мириам. Господи, у нее походка, как у танцующей рыбы на нересте!
[4]
Я усмехнулся и вышел из комнаты. Мне вслед неслось шипение
Берты насчет коварных женщин и чересчур впечатлительных мужчин.
А я направился туда, где накануне вечером оставила свою
машину Мицуи. Добравшись до ее скромного жилища, я поднялся по ступенькам и позвонил
в дверь. Мне открыл молодой человек, тоже полугаваец-полуяпонец.
— Мицуи, — коротко сказал я.
Лицо его осталось совершенно неподвижным. Я положил руку на
лацкан куртки, слегка отогнул его и тут же опустил на место.
— Да, господин полицейский, — сказал тогда он.
Буквально через мгновение появилась Мицуи. Я шагнул внутрь
дома. Увидев меня, она отшатнулась, словно я ее ударил. Молодой человек
вопросительно посмотрел на нее, и она сказала ему что-то по-японски. Я тем
временем пододвинул себе стул и сел.
Японец подошел ко мне и произнес всего одно слово:
— Уходите!
Я не двигался с места. Он с угрожающим видом шагнул в мою
сторону, но я потянулся правой рукой под куртку, словно за пистолетом, и
посмотрел на него как можно пристальнее и тверже. Видимо, взгляд мой ему не
понравился, потому что он отступил. Пока что блеф срабатывал.
— Что вам нужно? — спросил он. Я повернулся к Мицуи:
— Мицуи, кто вам платил за то, что вы меняли пленки на
магнитофоне?
Ее лицо напоминало деревянную маску. Я уже решил, что не
дождусь ответа, но после паузы она все же произнесла одно слово своим низким
мелодичным голосом:
— Бастион.
— Кто еще?
— Больше никто.
— Вы знаете Сиднея Селму?
— Сиднея Селму? — механически повторила она.
— Да, Сиднея Селму.
— Не знаю, — ответила она.
— Вчера вечером вы ездили к Бастиону, — сказал я. В глазах
ее пару раз что-то мелькнуло, но она продолжала стоять неподвижно, глядя на
меня.
— У него в доме был еще кто-нибудь?
— Женщина?
— Женщина или мужчина, не важно кто. Ответа не было.
— Вы кого-нибудь видели? — еще раз спросил я.
Ее темные глаза, таинственные и непроницаемые, словно
покрытые черным лаком, неподвижно уставились на меня.
— Вы видели кого-нибудь, кто был в доме у Джерома Бастиона?
Она продолжала молчать.
— Вчера вечером там был Сидней Селма, — твердо сказал я, —
или же вы виделись с ним сегодня. Ему около тридцати лет, он довольно высокий,
широкоплечий, с голубыми глазами. Может быть, он назвался другим именем, но так
или иначе, вы виделись с ним, и он заплатил вам за то, чтобы вы сделали для
него одну вещь. Я хочу знать, за что он вам заплатил.
Она продолжала смотреть на меня своим непроницаемым
взглядом. Лицо ее было абсолютно неподвижно. А вот молодой японец себя выдал.
По его лицу я понял, что за моей спиной что-то происходит. Я резко обернулся. В
дверях стоял Сидней Селма, наставив на меня дуло пистолета. Глаза его сверкали
недобрым блеском.
— Ах ты, сукин сын, какой любопытный! — проговорил он. —
Кориото, забери-ка у него пистолет.
Молодой японец подошел ко мне неслышными, кошачьими шагами.
Теперь он улыбался холодной торжествующей улыбкой.
— Не загораживай его от меня, — предупредил Селма. Я
попытался еще раз остановить Кориото.
— Не трогай, сынок, — сказал я, — получишь пулю. Селма после
второго трупа уже не оправдается. А я оправдаюсь.
Кориото заколебался.
— Давай же! — крикнул Селма. — Он тебя дурит. Я его
продырявлю и глазом не моргну, а потом уж поищем объяснения.
Ситуацию разрядила Мицуи. Она сказала по-японски еще
несколько слов, и Кориото кинулся на меня, как кот на мышку. Я отскочил в
сторону и попытался ударить его кулаком. Кориото этого ждал. Он вцепился в мое
запястье железными пальцами, молниеносно развернулся вокруг своей оси, и в
следующий момент комната словно перевернулась: стол оказался у меня над
головой, потолок — под ногами. Потом все вернулось на свои места, я шмякнулся
об стенку, а Кориото оседлал меня сверху.
Я ударился с такой силой, что к горлу подступила тошнота. Я
все же попытался сделать Кориото удушающий захват, но он, конечно, увернулся и
резким движением скрутил меня в бараний рог. Я услышал шлепающие по полу шажки
Мицуи: она подошла, невозмутимо встала рядом с нами и протянула Кориото
рулончик бинта.
— Забери у него пистолет, — скомандовал Селма. Кориото
быстрым движением связал мне кисти рук бинтом и пошарил с левой стороны под
курткой — нет ли под мышкой кобуры. Ничего не найдя, он похлопал меня по
карманам.
