— Ну, Рахим, — обратился он к бледному бандиту, — ты ее уложил первым же выстрелом. Наповал. Хорошо, что бензобак не взорвался, а то пропал бы наш товар. А эта коза как? Не задохнулась?
— Не задохнулась, — ответила я сама, — могли бы и руки развязать.
— А булавок у тебя больше нет? — осведомился Сева, подходя ко мне с явной опаской.
— Пускай побудет со связанными руками, — распорядился бригадир, — а то от нее всякого можно ожидать. После ее представления на Фонтанке мы еле-еле с сестрорецкими разобрались... Отвезем ее к шефу, пускай сам с ней разбирается.
— Э, ребята, — обратилась я к своим невольным спасителям, — только одна просьба: возьмите у Алены в багажнике розовый летний костюм... Он там в самом низу лежит, под ковриком.
— Ну ты даешь! — восхитился бригадир. — Чуть не сгорела, чудом в живых осталась, а уже о тряпках беспокоишься!
— Это не тряпка, — обиженно проговорила я, — это вещественное доказательство.
— Чего? — удивленно протянул бригадир. — Ты что, выходит — из ментовки, что ли?
— Что, разве похоже? — из последних сил усмехнулась я.
— Да вроде бы не похоже.
— Этот костюм — для вашего шефа доказательство, а не для ментовки. Доказательство того, что это не я у вас машину с товаром угнала. Это Алена — та, которую вы убили, — при этих словах я покосилась на стоявшую неподалеку машину, — это Алена меня подставила.
Бригадир взглянул на меня с несомненным уважением и пошел за костюмом.
Я представила, как выгляжу со стороны, и сама себе удивилась: наверняка грязная, обгорелая, растрепанная, расцарапанная, в рваной одежде, сижу на земле со связанными за спиной руками — и все еще не утратила способности логически рассуждать... Нет, прав классик: есть женщины в русских селеньях! И в его время были, и сейчас еще попадаются! Хоть изредка, но попадаются.
Бригадир вернулся от Алениной машины с розовым костюмом в руках:
— Этот, что ли?
— Этот, — я кивнула, — и еще, если можно, дайте попить — от жара горло совсем пересохло.
Мое мужественное и разумное поведение явно произвело на братков сильное впечатление, так что бригадир даже разрешил меня развязать. Толстый Сева поднес к моим губам пластиковую бутылку минеральной воды — правда, при этом держался очень настороженно и старался не поворачиваться ко мне задом, должно быть, несмотря на мои заверения, опасался, что у меня припрятана еще одна булавка.
Я жадно припала губами к горлышку бутылки и не отрываясь выпила чуть не половину. После этого жизнь показалась гораздо более сносной.
— Ладно, поехали! — объявил бригадир.
Напоследок Рахим еще раз прогулялся к Алениной машине, поколдовал над ней и вернулся, оглядываясь через плечо. Несколько секунд спустя громыхнул взрыв, и многострадальная машина превратилась в пылающий факел.
«Прощай, подруга, — подумала я, — хоть ты и оказалась стервой и без долгих раздумий приговорила меня к смерти, но все-таки мы с тобой достаточно долго дружили для того, чтобы я почтила твою память минутой молчания».
И я почтила ее память целым получасом молчания, потому что всю дорогу до города, точнее — до резиденции пресловутого бандитского шефа, мы ехали в полном молчании.
Наконец машина остановилась у ворот внушительного особняка где-то неподалеку от Павловска.
Над воротами загудела вращающаяся видеокамера, нас опознали, и ворота автоматически распахнулись.
Наши так называемые «новые русские» обычно строят себе очень дорогие, хотя и довольно безобразные дома, но почти никогда вокруг этих домов не увидишь приличного сада, нарядного цветника или хотя бы ухоженного газона.
Дом, куда меня привезли, был в этом смысле исключением. Проехав в ворота, мы оказались на аккуратной дорожке, которая пересекала красивую зеленую лужайку с расставленными там и сям шезлонгами и тентами от солнца. Посредине этой лужайки красовался декоративный каменный грот, рядом бил фонтан, а вокруг грота был разбит замечательный цветник — я не могла издали разглядеть, какие цветы его составляли, но они были прекрасно подобраны по цвету.
Возле самого дома росло несколько кустов роз, да и дом был по-настоящему красив — облицованный темным камнем, без архитектурных излишеств, обожаемых «новыми русскими», он выглядел просто и достойно — а именно это сочетание качеств обычно говорит о настоящем богатстве.
Мои сопровождающие вышли из машины, вывели меня. На высоком каменном крыльце особняка мы постояли примерно полминуты под изучающим взглядом очередной видеокамеры, и наконец с ровным басовым гудением массивная дверь распахнулась, пропустив нас в просторный холл.
Здесь нас встретил пожилой представительный мужчина, внешность которого была чем-то средним между старым английским дворецким и пиратом на пенсии. Во всяком случае, я не сомневалась, что за поясом у него спрятан крупнокалиберный револьвер.
«Мои» бандиты явно стушевались перед старым головорезом, а он высокомерным жестом отправил их куда-то под лестницу. Меня же с очень внушительным видом повел в глубь дома.
Пройдя длинным коридором, все стены которого были увешаны гравюрами с изображениями лошадей и парусников, старый пират подвел меня к высокой двери. Возле нее он остановился и произнес в небольшой настенный микрофон:
— Павел Петрович, я привел ту девушку, о которой вы сегодня спрашивали.
Дверь открылась, и я вошла в просторный, хорошо освещенный кабинет.
Стены кабинета были обшиты дубовыми панелями. На них висели темные портреты мужчин в строгих бархатных камзолах и дам в атласных платьях, отделанных кружевами. В глубине кабинета за громоздким письменным столом сидел небольшой сухонький старичок с густыми седыми бровями и глубокими, пронзительными ярко-голубыми глазами.
— Здравствуйте, Анна, — приветствовал он меня удивительно сильным, выразительным голосом, — хорошее у вас имя. Сейчас оно не очень распространено.
— Нет, отчего же, — возразила я, — сейчас как раз девочек часто называют этим именем. А вы, значит, и есть таинственный и всесильный шеф? Так сказать, Великий и Ужасный?
— Слухи о моем всемогуществе явно преувеличены, — произнес он с легкой усмешкой, — а насколько я ужасен, вы сможете оценить в процессе нашего знакомства. Подойдите поближе, я хочу показать вам кое-что очень интересное.
Движимая любопытством, я пересекла кабинет и подошла к столу. Вблизи Павел Петрович оказался еще меньше — просто добрый гном из детской сказки. Я не позволяла первому впечатлению обмануть себя, прекрасно понимая, что внешность этого гнома обманчива: если он стоит во главе преступной организации и держит ее в железных руках, значит, он жесток и силен.
— Посмотрите, Анна, не правда ли, это прелесть? — Перед ним лежал на чистом листе бумаги невзрачный серый квадратик — как я догадалась, почтовая марка, только без зубцов. Честно говоря, особой красоты я в этой марке не нашла — плохо пропечатанный портрет какого-то короля и номинал — один пенс, но Павел Петрович смотрел на марку с таким восхищением, как будто это был бриллиант чистой воды в двести карат.
