Нет, я, конечно, знала, какой он любит чай и что он терпеть не может растворимый кофе, а также предпочитает пиджаки из мягкой ворсистой ткани и голубые рубашки. Мне не пришло бы в голову подарить ему галстук, потому что он вовремя приучил меня к мысли, что галстуки мужчина должен выбирать сам. Я знала, какую радиостанцию он предпочитает слушать, едучи в автомобиле, знала, что он мечтает поменять свою машину на «Мерседес», но что мечты его вряд ли когда-нибудь осуществятся.
Я знала, что он работает в архитектурной мастерской и заканчивал в свое время строительный институт, но могла только подозревать, что как специалист он не очень преуспевает, иначе зарабатывал бы побольше, хоть квартиру купил бы отдельную.
Все эти мелкие знания отрывочно отложились в моей памяти, и мне никогда не приходило в голову систематизировать то немногое, что я знаю о близком мужчине, и заставить его дать ответы на некоторые вопросы. Откровенно говоря, меня не очень интересовало, что там у него в душе. В конце концов, не замуж же я за него собиралась!
Так что, можно сказать, некоторым образом я и сама виновата в том, что со мной случилось.
Отставив в сторону пустую чашку, я поглядела Вадиму в глаза и спросила:
— Слушай, почему ты со мной возишься? Кто я тебе?
— Ну-у, — он замялся, — а ты сама как думаешь?
Ненавижу, когда отвечают вопросом на вопрос.
Вадим это понял и тут же поправился:
— Я и сам не знаю, для чего мне эта головная боль. Но должен же человек когда-нибудь сделать доброе дело!
— При такой работе, как у тебя, ты каждый день делаешь множество добрых дел, — упрямо возразила я.
— Это по должности, — засмеялся он, — это не считается.
Я-то ожидала каких-нибудь слов вроде того, что я понравилась ему с первого взгляда, что он верит мне и хочет помочь, а потому и спасает, и вообще той чепухи, которую мужчины говорят женщине. Но, судя по всему, такого мне не дождаться. Уж слишком серьезно он все воспринимает. Оттого и с женой развелся. Хотя что это я, какая жена? Разве он говорил мне что-нибудь про жену? Не помню, может, и говорил, просто я не слушала. Теперь буду обращать внимание на все. И кстати, почему это такого мужика сразу же никто не подхватил? Приличный, работа солидная, не бедный, и собой ничего. Что-то тут не то... Надо будет выяснить потихоньку, в чем тут загвоздка.
— Ты уверен, что, помогая мне, делаешь доброе дело? — только и спросила я.
— Уверен, что тебе нужна помощь, — серьезно ответил он.
— А может, я все вру?
— Врачу не врут, а если врут, у нас глаз наметан, сразу все поймем. И знаешь, — в его голосе я уловила недовольные нотки, — давай-ка по делу разговаривать, а то у меня времени мало.
Вот так, меня тихонечко поставили на место. Ну что ж, примем его правила. В чужой монастырь со своим уставом не суйся!
— И что это за книжка, которую так хочет получить этот шантажист? — поинтересовался Вадим.
Я нашла злополучную книжку и положила ее на стол.
Обыкновенная записная книжка в коричневой кожаной обложке, скорее всего, сделанная в Латвии — там всегда делали хорошие изделия из кожи. На обложке вытиснен собор.
Вадим раскрыл книжку. Внутри был обыкновенный алфавитный блокнот, здорово потрепанный, густо исписанный мелким неровным почерком Павла.
Если говорят, что по почерку можно определить характер человека, то что, интересно, можно сказать о покойном по этим мелким скачущим каракулям? Что он был взбалмошным, неуравновешенным, вспыльчивым, ненадежным... но я никогда не думала, что он окажется способным на предательство! Подставить меня... Впрочем, он уже сполна за это расплатился. И наверняка его подбила на эту авантюру Алена... Но она тоже расплатилась по всем счетам.
Вадим осторожно переворачивал страницы блокнота.
— Андреев, Алиханов, Ашкенази, Антоненко, — читал он фамилии на первой странице. — Что это за люди? Ты кого-нибудь из них знаешь?
Я пожала плечами:
— Гриша Ашкенази — кажется, его одноклассник, они пару раз перезванивались...
— Беличенко, Бабушкин, Богуславский...
— Ерунда, — прервала я перечень фамилий на букву «Б», — так мы ни до чего не докопаемся. Откуда мы знаем, что именно нужно в этом блокноте шантажисту?
— Скорее всего, это должна быть какая-то более свежая запись, — Вадим переворачивал страницу за страницей, внимательно рассматривая плотно исписанные листки.
Я придвинулась поближе к нему и вместе с ним склонилась над записной книжкой.
— По-моему, это пустая трата времени, — сказал Вадим, дойдя до буквы «Р», — все записи одинаково неаккуратные, торопливые, сделаны разными ручками и карандашами...
Он перевернул очередную страничку и уставился на нее с выражением полной обреченности:
— Ничего мы не поймем. В жизни не догадаться, за чем охотится шантажист.
— Нет, постой, — сказала я, вглядываясь в следующую страничку. — Вот, видишь эту надпись? — Я ткнула обломанным ногтем в лиловую строчку, торопливо нацарапанную поперек страницы, — Скавронская Лидия Андреевна, и телефон... и даже адрес есть, улица Вавилова, дом десять, квартира...
— И чем же тебя привлекла эта запись? — недоверчиво поинтересовался Вадим.
Надо сказать, что абсолютно все мужчины, даже самые лучшие из них, очень ревниво и недоверчиво относятся к мыслительным способностям женщин.
— Эта запись, — терпеливо объяснила я, — сделана поперек страницы на свободном поле, чуть ли не поверх старых строчек...
— Ну и что, о чем это говорит? Просто мало было на странице свободного места...
— А самое главное, — закончила я победно, — что он записал этот телефон буквально накануне смерти.
Вадим уставился на меня с еще большим недоверием, выждал немного, надеясь на продолжение, но я держала эффектную паузу, и наконец он спросил:
— Откуда ты это знаешь?
— Оттуда, — торжественно закончила я, — оттуда, что все записи в его книжке сделаны черт знает чем — шариковыми ручками, гелевыми, карандашами, фломастерами, и только этот телефон записан перьевой ручкой, хорошими лиловыми чернилами, а эту самую ручку я подарила Павлу за три дня до его смерти... Я тогда еще сказала ему, что в человеке все должно быть если не прекрасно, то хотя бы прилично — и лицо, и одежда, и письменные принадлежности.
Вадим посмотрел на меня не то чтобы с уважением, но с явным удивлением — наверное, так же библейский Валаам уставился на свою внезапно заговорившую ослицу.
Я испытала краткий сладостный миг торжества. Но насладиться им вполне мне помешали: внезапно в сумочке зазвонил мобильный телефон.
Я уже и забыла, когда он звонил в последний раз. Чаще всего мне звонили по мобильнику два человека — Павел и Алена, и оба они были мертвы. Я поспешно вытряхнула аккуратный телефончик из сумки и поднесла его к уху.
