А по эту сторону Ворот была тьма…
Впрочем, скоро она поняла, что эта тьма – не такая густая и непроглядная, как та, в туннеле.
Вода подземного озера слабо светилась, и, когда глаза Александры привыкли к темноте она разглядела в этом призрачном свете мрачную громаду стены, массивные створки Ворот и каменных стражей по обеим их сторонам.
То ли свечение воды с каждой минутой усиливалось, то ли зрение ее понемногу обострялось, но вскоре Александра различила не только внушительные фигуры каменных стражей, но и грозные выражения их звериных морд – свирепый оскал львиной пасти, мрачную угрозу, написанную на морде бычьей головы.
Больше того: переведя взгляд на створки Ворот, она увидела, что они покрыты какими-то загадочными письменами.
Эти письмена все отчетливее проступали на каменных створках. Александре начало казаться, что они словно что-то ей говорят, подсказывают что-то очень важное, еще немного – и она прочтет и поймет их…
Вскоре Александра уже не сомневалась, что свечение воды действительно становится все сильнее: теперь она видела Ворота и часть стены отчетливо, как при дневном свете.
А затем она увидела, что створки Ворот начали медленно открываться. Между ними образовалась щель, через которую проникал гораздо более яркий свет.
Постепенно щель расширялась, свет по ту сторону Ворот сиял все ярче, от него стало больно глазам…
Наконец Ворота с мучительным скрипом распахнулись.
* * *
Зрители разразились бурными рукоплесканиями и даже встали со своих скамей, чтобы полнее выразить восторг.
Нерон поклонился, поправил трагическую маску и пристально оглядел амфитеатр.
Здесь, в этом маленьком приморском городке, трудно было собрать многочисленную публику, и, как ни старался его новый секретарь Эпафродит, на многих скамьях зияли пустые места, как дырки на месте зубов во рту беззубого старика. Да и из этих зрителей едва ли не половину составляли придворные императора, вместе с ним проводившие летние месяцы на его вилле неподалеку от Остии. Зато амфитеатр был расположен на прекрасном месте, откуда открывался вид на скалистую бухту и на бирюзовую гладь моря, по которой ползли к горизонту две длинные торговые галеры и маленький рыбачий парусник.
Зрители не переставали аплодировать, то и дело опасливо косясь друг на друга – не приведи боги прекратить хлопать раньше других! Нерон еще раз поклонился. Ни от чего на свете не получал он такого удовольствия, как от аплодисментов – ни от изысканных кушаний, ни от женских ласк, ни от бешеной скачки на спортивной колеснице. И, хотя он понимал, что аплодисменты зрителей не вполне искренни, они все равно радовали его сердце, да и самому ему казалось, что сегодня он неплохо сыграл роль Ореста.
В конце концов, он ведь выступал в маске, так что зрители могут и не знать, что на сцене перед ними сам император!
Нерон в последний раз поклонился и прошел в пристройку, где его одевали и гримировали перед спектаклем. Обычно в этой пристройке гримировались все актеры, но сегодня она принадлежала только императору, всем остальным участникам спектакля пришлось довольствоваться простым сараем, подозрительно напоминавшим овечий загон.
Аплодисменты у него за спиной постепенно стихли, и император ощутил легкую грусть.
В пристройке, куда он направлялся, его должны были ждать слуги, чтобы переодеть Нерона в обычную одежду.
В помещении было полутемно, и, войдя с яркого солнца, император не сразу понял, что там происходит. Когда же понял – не поверил своим глазам.
Один из его личных слуг, худощавый кудрявый галл, лежал на земле с перерезанным горлом. Темная кровь пропитала его тунику, она еще выливалась толчками из страшной раны, но глаза галла уже подернулись смертной поволокой.
Второй же слуга, смуглый и коренастый уроженец Востока, то ли иудей, то ли финикиец, рылся в сложенных на скамье вещах Нерона. Не заметив появления императора, он схватил его золотую буллу, открыл ее и вынул заветные камеи.
– Что ты делаешь, негодяй?! – воскликнул Нерон.
Вор быстро обернулся.
Должно быть, стоявший в дверном проеме император показался ему неким сверхъестественным существом – на театральных котурнах он был на голову выше любого человека, а трагическая маска, которую Нерон все еще не снял, придавала ему грозный и устрашающий вид, словно это был не человек, а разгневанное божество.
Однако злодей не испугался. Он сжал в кулаке камеи и бросился в дальний угол, где имелся пролом в стене, через него можно было выбраться на морской берег.
– Стража! – закричал император. – Стража!
В помещение ворвались два дюжих преторианца. Моментально уяснив картину происшедшего, они бросились вслед за смуглым злоумышленником, однако пролом в стене оказался слишком узким для воинов в тяжелых доспехах, к тому же они мешали друг другу, и преторианцы потеряли несколько драгоценных секунд.
Нерон развернулся, выбежал из пристройки, как был – в театральном наряде и маске, – и увидел, что вор бежит по самой кромке обрыва, направляясь к крутой тропе, сбегавшей на морской берег. Там, внизу, его наверняка ждала лодка.
– Мои камеи! – закричал император. – Держите вора! Не дайте ему уйти!
Наперерез финикийцу уже бежали несколько солдат в тяжелых панцирях, сзади его догоняли двое преторианцев.
Император спешил к обрыву, но он не мог быстро бежать на котурнах. Наконец, сбросив маску, он подоспел к месту, где разыгрывалась последняя сцена трагедии.
Смуглый злодей увидел бежавших навстречу ему солдат и остановился на самом краю обрыва. Догонявшие его преторианцы сбавили шаг, понимая, что он никуда не денется.
Финикиец оглядывался по сторонам, как затравленный зверь. Он понял, что путь к лодке отрезан. На лице его на какое-то мгновение проступило смятение, но затем оно вновь стало спокойным, словно вору вообще ничто не угрожало. Видимо, он принял какое-то решение.
Взглядом найдя поверх приближавшихся к нему солдат фигуру императора, финикиец проговорил несколько слов на незнакомом языке и попятился, подойдя к самой кромке обрыва.
– Что?! – переспросил Нерон, подбегая к нему. – Что ты сказал?!
– Я пришел, чтобы забрать у тебя то, что тебе не принадлежит! – повторил финикиец на латыни и поднял над головой сжатый кулак.
– Не беспокойся, господин, он от нас не уйдет! – заверил императора преторианец и шагнул к вору.
Но в ту же секунду финикиец сделал еще один шаг назад – и спиной вперед полетел с обрыва.
Император метнулся следом и едва не упал в море – только на самой кромке обрыва его схватил за плечо дюжий легионер.
