Реакция Маргарет была точно такой же, как у свекрови:
– Господи боже ты мой! Мы губим природу химикатами,
торгуем табаком и выпивкой, половина нашей молодежи сидит на наркотиках,
которые можно достать на каждом углу, не говоря уже об оружии… У нас один из
самых высоких в мире процентов самоубийств в возрасте до двадцати пяти, и мы
при каждом удобном случае влезаем в военные действия там, где нас никто не
просит и не ждет. Фонд социального страхования практически обанкротился,
государство увязло в долгах, политики в подавляющем большинстве продажные,
система образования трещит по швам… А от тебя твоя дочь и муж требуют, чтобы ты
испытывала угрызения совести из-за какого-то игрушечного бала для белых? Ничего
не понимаю! К твоему сведению: в гарлемском клубе, куда ходит играть в лото моя
матушка, нет ни одной белой женщины. Но она почему-то не испытывает по этому
поводу ни малейших угрызений совести. Гарри бы еще в пикет какой-нибудь
записался! Это же не марш неонацистской молодежи, а бал молоденьких глупышек в
нарядных белых платьицах. Знаешь что? Я бы на твоем месте обязательно заставила
ее пойти, раз она, дурочка, сама не понимает. И совесть бы меня не мучила.
Скажи своим, пусть угомонятся. Я вот, например, в студенческие годы в каких
только акциях протеста не участвовала, однако же ваши Аркады меня нисколько не
задевают.
– Мне и свекровь так говорит. А Гарри считает, это
проявление неуважения ко всем его родным, погибшим в Холокосте. Я начинаю
чувствовать себя подругой Гитлера Евой Браун.
– Ну, хорошо, хоть свекровь рассуждает здраво. А что
она еще сказала? – с интересом спросила Маргарет.
Маргарет была красивая женщина, несколькими годами моложе
Олимпии. В юности она даже подрабатывала фотомоделью, снималась для журналов
«Харперз Базар» и «Вог» – чтобы было чем платить за учебу.
– Спросила, как я отнесусь, если она купит себе платье
из черного бархата, и когда мы с ней сможем пройтись по магазинам.
– Вот именно! Такая же реакция, как у меня. Пошли их
всех подальше, Олли! Пусть твоя революционерка умерит свой пыл, и мужу тоже
пора образумиться. Правозащитники против этого бала не выступают? Ну так и ему
нечего возмущаться. А твой бывший – просто козел!
– Это точно. Он бы предпочел отказаться от дочери, чем
смириться с тем, что дочь отказывается выехать в свет. Я просто хочу, чтобы они
получили удовольствие – как я в свое время. Никакого политического подтекста
тут нет – и никогда не было. Мой первый бал пришелся на семидесятые годы. В
шестидесятые, по-моему, они популярностью не пользовались, а в сороковые и
пятидесятые на них еще женихов ловили, так что, можно сказать, тогда это была
жизненная необходимость. Теперь об этом, конечно, речи не идет, девчонки просто
наряжаются, форсят и флиртуют с кавалерами. Один-единственный вечер как дань
традиции ради фотографий в семейный альбом. Никаких поруганных ценностей!
– Говорю же тебе, у нас в Гарварде было полно девчонок,
которые выезжали на балы и в Нью-Йорке, и в Бостоне. Но лично мне было на это
глубоко наплевать, меня это нисколько не трогало. Один раз подруга даже с собой
приглашала, но у меня как раз фотосессия тогда была для одного модного журнала.
Так что еще неизвестно, кто кому тогда завидовал!
– Слушай, Мэг! Так поедем с нами! – с
воодушевлением предложила Олимпия.
– Ты серьезно? А что? Я бы с удовольствием полюбовалась
на всех этих красоток и на снобов – их родителей.
У Олимпии даже в мыслях не было, что появление на
Аркадах темнокожей Маргарет может кому-то показаться неуместным. Пусть ее
предложение и было продиктовано порывом, но порыв этот был вполне искренним.
Итак, она уже пригласила на англосаксонский бал еврейку и
афроамериканку, да и сама она, к слову сказать, тоже уже не была христианкой.
Если же оргкомитету по какой-то причине это не понравится – это не ее проблема.
– Хорошо бы Гарри в конце концов одумался, – со
вздохом произнесла Олимпия. Она совершенно не выносила ссор с мужем. После
малейших размолвок с Гарри у нее все валилось из рук.
– Если нет – ему же хуже, много потеряет. Сам себя
накажет. Дай ему время спуститься с небес на землю. Еще образумится, когда
узнает, что мать с тобой солидарна и тоже считает, что обеим девочкам надо
принять приглашение.
– Да, – вздохнула Олимпия. – Дело за
небольшим – уговорить Веронику. В противном случае пускай они с Гарри на пару
пикетируют бал. С транспарантами против любительниц мехов и в защиту животных,
бездомных, безработных и представителей небелой расы.
Обе посмеялись, а спустя полчаса Олимпия уехала домой.
Вечером обстановка в доме царила напряженная. За ужином
никто не проронил ни слова, но по крайней мере хотя бы все поели. Когда
ложились спать, Гарри уже немного смягчился. Ни с ним, ни с Вероникой Олимпия о
бале не говорила. Эта тема в доме вообще больше не обсуждалась, пока через три
дня Вероника не получила письмо от отца, приведшее ее в бешенство.
В письме Чонси изложил свою угрозу касательно платы за
обучение обеих дочерей в случае неучастия в Аркадах. Дочь бушевала, обвиняла
отца в подлости, стремлении ими манипулировать, попытке сделать из нее
заложницу и подвергнуть шантажу. Олимпия угрозу бывшего мужа никак не
комментировала, только про себя отметила, что после этого сестры помирились.
Вероника, правда, пока впрямую не сказала, что изменила свое решение, но и
упираться перестала. Получив письмо отца, она забеспокоилась. Она боялась
навредить сестре или вынудить мать оплачивать ее учебу. Но на отца она страшно
разозлилась и не стеснялась в выражениях на его счет. Гнилые убеждения,
бессовестное поведение – это были самые безобидные из ее выражений.
Олимпия отправила в оргкомитет подтверждение и взнос за
обеих, написав, что дочери будут счастливы принять участие в бале. Мужу ничего
не сказала, рассудив, что времени до декабря еще много и все уладится. Он лишь
один раз высказался на эту тему, когда ее затронул приехавший на выходные домой
Чарли. Гарри произнес тогда три слова, но этого было достаточно.
– Я не поеду, – проворчал он и вышел, оставив
Олимпию беседовать с сыном.
– Дело твое, – негромко отозвалась Олимпия, хорошо
помня слова свекрови и Маргарет Вашингтон. Она надеялась, что за семь месяцев
может многое измениться.
Чарли согласился сопровождать на балу Джинни, хотя у той
недавно и появился постоянный приятель. Она последовала совету матери и решила
пока не приглашать на бал своего ухажера, ведь за семь месяцев еще много воды утечет.
Олимпия очень надеялась, что все с течением времени
образуется.
Пока же страсти как будто улеглись. Ну и слава богу! Мир в
семье, кажется, снова воцарился.
Глава 3
На летние каникулы Чарли приехал из Дартмута непривычно
притихший. Это было совершенно не похоже на Чарли, ведь он учился успешно,
играл в университете в теннис и хоккей, а недавно начал осваивать гольф.
