– Что?! – опешила Фрида. Ей такое и в голову не
могло прийти. В ее списке возможных неприятностей татуировка занимала бы
последнюю строчку. – И на каком месте?
– Во всю спину, – всхлипнула Олимпия. – Вот
такущую! – Она показала руками.
– О боже, – вздохнула Фрида, переваривая
информацию. – Какая глупость! Я знаю, это сейчас в моде, но когда-нибудь
сама ведь жалеть будет!
– Пока что она в восторге, – покачала головой
Олимпия. – Завтра придется искать ей новое платье, в этом ведь она теперь
идти не может. Надо будет найти что-то закрытое. Или палантин. Не представляю
себе, как можно что-то успеть в один день! – Сил у нее не было никаких.
Больше всего Олимпии сейчас хотелось накрыться с головой одеялом и чтобы никто
ни под каким видом не смел к ней приближаться.
Фрида мгновение помолчала, пошевелила губами, что-то
прикидывая в уме, после чего сказала:
– Купи завтра четыре ярда белого атласа. Натурального,
без синтетики. Я ей сошью палантин. Хотя бы на выход прикроется. А там… –
сами смотрите. Наденет она палантин-то? – забеспокоилась Фрида. –
Если нет, что тогда делать будем, ведь до бала осталось всего два дня.
– Наденет как миленькая. Она теперь на все согласится,
даже на стальные доспехи, – со вздохом отвечала Олимпия. – Уж не
знаю, когда она собиралась мне признаться, но меня бы точно удар хватил, если б
я увидела это безобразие в момент ее выхода на реверанс. – Олимпия
посмотрела на свекровь и покачала головой. Они обменялись улыбками. –
Дети… Цветы жизни, да? – горько усмехнулась Олимпия. – Так, кажется,
ты говорила?
Фрида погладила ее по руке.
– Зато мы рядом с ними молодеем. Уж поверь мне, стоит
им перестать нас удивлять, и считай, все кончено, будешь потом скучать по ним.
Когда Гарри уехал в колледж, моя жизнь так изменилась!
– Но он, по крайней мере, наколок себе не делал!
– Не делал. Зато пьянствовал с дружками, а в семнадцать
лет хотел пойти добровольцем в морпехи. Слава богу, из-за хронической астмы его
забраковали. Если бы взяли, я бы, наверное, умерла. Отец его тогда чуть не
прибил. Ну, да ладно! Завтра купишь четыре ярда атласа, и мы ей соорудим
палантин. Прикроет свою бабочку. Это же проще, чем искать новое платье, я все
успею, ты не волнуйся. Даже машинка не понадобится – это и на руках сделать
можно.
– Фрида, я тебя обожаю! Я как увидела эту бабочку у нее
через всю спину – честное слово, чуть в обморок не упала. Она как раз из душа
вышла. И ведь сколько времени скрывала, паршивка!
– Могло быть и хуже. Например, череп с костями. Или имя
какого-нибудь мальчика, которого она через год и не вспомнит. А кстати, как там
у Джинни с ее парнем? Роман развивается? Он собирается приехать?
– Да вроде завтра вечером будет. Она говорит, там все в
порядке. Веронике он, правда, не нравится, а она в парнях разбирается получше
сестры. Надеюсь, что он вменяемый, нормальный парень. Джинни так волнуется. Не
терпится предстать перед своим дружком в бальном платье.
– Хоть бы уж он не подвел! – вздохнула
Фрида. – А насчет татуировки не волнуйся, мы ее прикроем. Никто, кроме
нас, и знать не будет.
Повезло Олимпии со свекровью. Она помогает решать проблемы,
а не создает их! Такая редкость! Сердце Олимпии было преисполнено благодарности
и нежности к Фриде. Не у всех есть такие матери, какая у нее свекровь.
Олимпия, когда они с Гарри уже ложились спать, рассказала
мужу о татуировке, и он расстроился не меньше. Уродовать свое тело – это
противоречило не только его представлениям, но и его религии. Он прекрасно
понимал, что сейчас чувствует Олимпия.
Не успокоилась она и наутро, когда отправилась покупать
ткань для накидки. Потом заехала в обувной бутик «Маноло Бланик» и купила белые
атласные туфельки, а к полудню торжественно передала отрез Фриде. Атлас
идеально подошел к платью – и по цвету, и по фактуре, и по отливу.
К четырем часам, когда Олимпия с Чарли привезли для Фриды
инвалидную коляску, белоснежный палантин был уже готов. Вечером Вероника
примерила его с платьем и клятвенно обещала надеть на торжество. По крайней
мере на один вечер проблема с татуировкой была решена. У Олимпии немного
отлегло от сердца, хотя в глубине души она не могла простить дочери ее выходку.
На сегодня у них с Гарри и Фридой был запланирован тихий
семейный ужин. Гарри вызвался что-нибудь приготовить. Макс все еще лежал в
постели и целыми днями смотрел мультики. А трое старших опять отправились
развлекаться.
Олимпия предвкушала спокойный вечер. Фрида опробовала
кресло-коляску и заявила, что оно очень удобное. Теперь оно стояло в холле в
сложенном виде, чтобы его можно было сразу загрузить в лимузин. Поскольку
Олимпии предстояло заранее отправиться в отель к девочкам, Маргарет согласилась
заехать за Фридой.
Второй день Хануки прошел мирно. Фрида зажгла свечи и
произнесла традиционную молитву. Олимпия любила слушать, как она это делает, а
Гарри в эти минуты вспоминал свое детство. Впрочем, ему нравилось, и когда
молитвы произносила жена.
Все уже ложились спать, когда Олимпия услышала, что
вернулась Джинни. В холле первого этажа, рядом с гостиной, послышался шум, потом
застучали по лестнице каблучки, и дочь, рыдая, пронеслась мимо родительской
спальни к себе.
– Вот так так… – Олимпия посмотрела на
мужа. – Ни сна, ни отдыха… Я сейчас.
Она проскользнула в комнату Джинни. Та лежала ничком на
постели и безутешно рыдала. Олимпии понадобилось приложить немало усилий, чтобы
допытаться у дочери, что стряслось.
Оказалось, сегодня из Провиденса прибыл Стив, повел ее
ужинать и смущенно сообщил, что встретился с Джинни, чтобы объявить о разрыве.
Дескать, он с ней расстается, так как у него теперь другая девушка. И,
разобравшись в своих чувствах, он понял, что ему с Джинни надо расстаться.
Джинни была безутешна. Она с ума по Стиву сходила. Олимпия
не знала, что сказать дочери, она сама ничего не понимала. Зачем этому парню
понадобилось приезжать в Нью-Йорк накануне торжества и объявлять Джинни такую
новость? Неужели нельзя было с этим сообщением повременить? На худой конец,
сказать ей по телефону? Джинни рыдала и повторяла лишь одно: «Это подло! Это
подло!» Немудрено, что девочка в таком отчаянии. Олимпия никак не могла
успокоить дочь.
– Девочка моя, я все понимаю… Я тебе так сочувствую…
Вот мерзавец… Знаешь, может, и к лучшему, что все так получилось, зачем тебе
такой ненадежный друг?
Она не стала сейчас говорить, что Джинни забудет его очень
скоро, что в ее жизни еще будут другие мужчины. Это было бы некстати, Джинни
вряд ли бы услышала доводы матери. Она получила смертельный удар в самое
сердце.
– Я завтра никуда не поеду… – прорыдала Джинни в
подушку. – Я не могу… Мне теперь все равно… Не нужен мне этот первый бал…
Я хочу умереть…
– Умереть?! Из-за этого ничтожества?! Тебе обязательно
надо быть на балу! Назло ему! Это особенный день в твоей жизни. Не можешь же ты
допустить, чтобы этот негодяй тебе испортил праздник! Не доставляй ему этой
радости. Я знаю, тебе сейчас очень тяжело, но завтра станет легче. Честное
слово, уж поверь мне!
