– Ничего более мерзкого в жизни не видел! Чтобы
немедленно удалила, иначе учебы ей не видать – я больше платить не буду!
Похоже, плата за обучение детей в колледже стала для Чонси
наилучшим инструментом шантажа и давления на бывшую жену. В последнее время он
стал часто повторять свою угрозу.
– Не думаю, что сейчас уместно это обсуждать, –
попробовала успокоить его Олимпия.
За их столом все напряглись и ждали развития событий, не
очень понимая, в чем дело, ведь татуировку заметил только Чонси. Вероника,
покрасневшая и возбужденная, повернулась к отцу:
– Прекрати шантажировать маму! Мне восемнадцать лет, я
сама захотела это сделать. Мама ничего не знала.
– Вероника, это ни в какие ворота не лезет! –
грохотал отец, так что все в зале стали оборачиваться. – Если ты готова
себя так изуродовать, то тебе место не здесь, а в тюрьме, среди всех этих
татуированных мерзавцев!
Олимпия испугалась, что Вероника сейчас пошлет отца куда
подальше и разразится нешуточный скандал у всех на глазах. Все внимание и так
уже было приковано к их столу. Чонси и всегда-то не был человеком деликатным, а
после выпитого он и вовсе не собирался сдерживать себя. Он был так взбешен, что
даже Фелиция пришла в изумление.
– Папа, я не буду с тобой это обсуждать! Это же глупо –
так реагировать! – Вероника поднялась и теперь смотрела отцу в
лицо. – Это всего лишь татуировка, это не преступление! Лучше выпей еще
стаканчик, уверена, тебе станет легче, – ледяным тоном закончила она и
вышла из-за стола. Видя, что она уходит, поднялся и Джеф.
Все повернулись вслед девушке и ахнули, увидев во всей красе
ее разрисованную спину, так возмутившую Чонси. Фелиция так и обомлела и
немедленно объявила во всеуслышание, что ее дочерям такое и в голову бы не
пришло. Возможно, в этом она и была права – ведь ее старшей дочери исполнилось
лишь тринадцать. Но кто знает, что девочка выкинет через пять лет?!
Олимпия усмехнулась: кто-кто, а она-то знала, что все
проблемы у Фелиции еще впереди, причем ближайшие пять лет – самые трудные. Тут
уж старайся не старайся, а держать детей в узде больше, чем они позволят, никак
не удастся. Олимпии прихоть дочери тоже была не по душе, но она с удивлением
отметила про себя, что Вероника с честью вышла из ситуации и повела себя
намного достойнее, чем ее отец.
Чарли переглянулся с матерью, он явно пытался успокоить ее
хотя бы взглядом, призывая прекратить спор. И Олимпия продолжила ужин. Все
за столом последовали ее примеру, старательно делая вид, что ничего страшного
не произошло.
После ужина к Олимпии подошла одна из мамаш и сочувственно
сказала:
– Прекрасно понимаю, что вы сейчас переживаете. Моя
девятнадцатилетняя красавица явилась на каникулы из Санта-Круса с
разрисованными руками – от запястий до плеч, представляете? Ничего более
ужасного в жизни не видела! А что сделаешь? Даже думать не хочется, как будут
выглядеть ее руки, когда кожа начнет обвисать. Ну, да что уж теперь… От них и
не такого ожидать можно. Бывает намного хуже.
Что может быть хуже, Олимпия в этот момент представляла с
трудом, но была согласна, что дети способны на всевозможные фокусы. Сейчас же
она была признательна этой незнакомой женщине за сочувствие и понимание.
– Я все еще в шоке. Сама увидела этот кошмар два дня
назад. Свекровь успела сшить ей палантин – спину прикрыть. Боюсь, члены
оргкомитета этого художества бы не одобрили.
– Да будет вам! Наверняка она не первая девушка, кто
является на бал с татуировкой. У моей старшей дочери, например, дружок ее
явился с кольцом в носу.
– А один из наших кавалеров на репетицию заявился с
синими волосами, – поделилась Олимпия. Обе посмеялись над выходками
молодежи – это, по крайней мере, в случае с Олимпией была лишь нервная
разрядка.
– Теперь все совсем не так, как в наше время. Помнится,
когда я впервые надела платье без бретелек, мою бабушку чуть удар не хватил.
Если не ошибаюсь, в их время вообще полагалось иметь хоть маленький, но
рукавчик – руки прикрыть. Сегодня все по-другому – меняются времена, меняются и
понятия о приличиях.
– Вы правы, – согласилась Олимпия со своей
собеседницей.
Но Чонси успокоить было совсем непросто. Он продолжал
уничтожать бывшую жену взглядами.
– В жизни такого безобразия не видел! – ворчал он,
на этот раз потише. Фелиция согласно кивала, поддерживая мужа.
– Я тоже этого не одобряю, – негромко сказала
Олимпия. – Вероника сделала это в колледже. Я сама только на днях увидела.
Конечно же, я тоже высказала ей все, что об этом думаю. Но я сделала это, во
всяком случае, не при посторонних. Пойми, Чонси, она уже не маленькая послушная
кроха!
– Ты с ней слишком либеральничаешь! В этом все дело! Да
и с остальными тоже. Она скоро угодит за решетку – как коммунистка. –
Чонси подозвал официанта и заказал еще выпивку.
– Чонси, коммунистов в тюрьму не сажают. Она, конечно,
либеральных воззрений, но не сумасшедшая. Просто хочет показать, что у нее своя
голова на плечах.
– Это не способ! – неодобрительно буркнул Чонси.
– Конечно, не способ! Но, по крайней мере, это вполне
безобидная выходка. Некрасивая, но безобидная… – Понимая, что ей не
переубедить бывшего мужа, Олимпия не стала искать новых доводов в защиту
дочери.
– Ага! Изуродовала себя на всю жизнь!
Чонси напустил на себя оскорбленный вид. Он во всем винил
Олимпию, считал, что она не должна была такого допустить. Он не желал знать,
что сама Олимпия была поставлена перед фактом. Но у Чонси всегда и во всем была
виновата Олимпия.
– Ничего не изуродовала! – заступилась Олимпия за
дочь. – Такая же красавица, как и раньше. Ну, глупость сделала. Надоест ей
эта наколка – а наверняка так и будет, – возьмет да и сведет.
– Надо ее заставить! – После очередной порции
виски Чонси, казалось, немного успокоился.
– Нет, Чонси, заставлять ее не надо – она тут же
сделает новую. Вот пройдет время…
Тот покачал головой и что-то пробурчал жене. Потом, будто
только что ее заметил, повернулся к Фриде.
– А у вашего сына есть наколки? – вызывающим тоном
произнес он.
Должен же кто-то был ответить за выходку его дочери! В
данном случае – Олимпия и, конечно, Гарри. Но Фрида лишь улыбнулась. Этого
хлыща она насквозь видит, у него все на лице написано. Фрида таких повидала за
свою жизнь немало.
– Представьте себе, нет. У евреев не приняты
татуировки. Это противоречит нашей вере.
– А-а… – не нашелся, что ответить, Чонси. Потом
шепнул что-то Фелиции, и оба встали. Ужин закончился, пора было подниматься в
зал.
При входе девушки выстроились в ряд, приветствуя гостей, а
кавалеры ожидали в сторонке. Часы показывали без десяти минут девять.
