– Только попробуй! – прорычал Гарри. После бала он
был в игривом настроении.
Олимпия помогла Фриде раздеться. Уже лежа в постели, Фрида
подняла на невестку сияющие глаза.
– Олимпия, деточка, спасибо тебе. В жизни ничего
подобного не видела! Я так счастлива!
– Я тоже, – призналась Олимпия. – Я так рада,
что и ты, и Гарри там были!
– Он у меня хороший мальчик! – горделиво
произнесла Фрида. – Я рада, что он принял верное решение.
– Его решения всегда самые верные, – согласилась
Олимпия, поцеловала свекровь, погасила свет и вышла.
Гарри ждал ее на кухне. Рука в руке, они поднялись к себе,
стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Макса. Срываясь на бал, Гарри вызвал
няню – теперь ее отпустили. Приехав, они застали ее спящей в комнате Чарли,
ведь было уже три часа ночи. А спать они легли только в четыре.
Гарри приблизился к Олимпии и стал расстегивать застежку на
ее платье. Но Олимпия остановила его, взяв за руки. Она должна была все ему
рассказать.
– Сегодня Чарли признался мне кое в чем.
– Неужели тоже татуировку сделал? – усмехнулся
Гарри, но Олимпия отрицательно покачала головой.
– Нет, все гораздо серьезнее…
– Что ты имеешь в виду? – спросил Гарри,
недоумевая, и вдруг все понял.
Он подозревал нечто подобное, хотя и не хотел себе в этом
признаваться. Несколько раз у него возникали серьезные подозрения, но он не
стал ничего говорить Олимпии, чтобы не тревожить ее без веских оснований. Он не
знал, как она к этому отнесется. Но теперь он это узнал. Олимпия не оттолкнула
сына, не лишила его своей любви.
– Он мне честно признался, – сказала она
мужу. – Когда мы с ним танцевали, как раз перед тем, как ты появился.
– А я-то еще подумал, что он тебе такое нашептывает? У него
лицо было такое смятенное. Вы, кстати, прекрасно смотрелись вместе. – Он
подошел к жене и заключил ее в объятия. – И как нам на это реагировать?
Сам Гарри был встревожен. Сын признался в том, что он не
такой, как все, и это теперь неизбежно отразится на всей его жизни и жизни его
родных. До конца его дней.
– Могу сказать только за себя. Я хочу, чтобы мой сын
был счастлив. Когда он мне открылся, он как будто даже успокоился.
– Ну, что ж, я рад. За вас обоих. Поживем – увидим, как
все дальше сложится. – Он сел на кровать и посмотрел на жену. –
Знаешь, Олли, я готов с тобой согласиться: первый бал – это запоминается. В
каком-то смысле действительно похоже на бат-мицву. Праздник, когда радуются не
только сами девочки, но и их друзья, и близкие – все, кто разделил с ними эти
мгновения. И мама порадовалась, она никогда ничего подобного не видела. И
танцевать с тобой и с девочками мне понравилось. И знаешь, хоть это и глупо
звучит, но, когда Чонси пожал мне руку, я даже прослезился.
Сегодня слезы наворачивались ему на глаза не раз. То же
самое происходило и с Олимпией. Они пережили вечер любви и радости, вечер
надежд и воспоминаний, вечер, когда их дочери вступали во взрослую жизнь, а
незнакомые люди делались друзьями. Все произошло так, как говорила Олимпия. Это
был обряд посвящения во взрослые, традиция, которая продолжала жить.
И Гарри сегодня тоже совершил переход из старого мира в
новый – новый для себя. А кто-то, возможно, снова заглянул в свое прошлое. И
когда прошлое и будущее слились в одно сияющее мгновение, время словно
остановилось – все печали отступили и были забыты. А назавтра начиналась новая
жизнь.
