— Не твое дело! — грубо ответил Старыгин.
— Так значит, старый упрямец нашел все же способ передать его ей! — Антонио кивнул на Машу. — Где он сейчас?
— В безопасном месте, — поспешно ответил Старыгин, — достаточно далеко отсюда…
— Его могут прочесть непосвященные… — озабоченно проговорил Антонио, но тут же махнул рукой. — Впрочем, после того, что произойдет очень скоро, это будет уже совершенно неважно! Все равно уже нет времени на поиски…
Он взглянул на часы и взволнованно добавил:
— Осталось всего несколько минут! Скоро наступит тот момент, которого я так ждал! Рассвет! Семь часов утра седьмого июля! Рассвет новой эпохи в человеческой истории!
— Три семерки… — почти неслышно пробормотал Старыгин.
— Да, три семерки! — торжественно произнес Антонио. — Число света!
Он оглянулся на своих безмолвных помощников и коротко приказал:
— Несите ящик к колодцу!
Монахи подхватили таинственный предмет, извлеченный из каменного саркофага в святилище Абд-аль-Касим, и двинулись следом за своим хозяином.
Профессор открыл высокие двери, которые вели в сводчатую галерею с развешанными по стенам старинными гравюрами. Вся небольшая группа двинулась следом за ним. Замыкал процессию водитель, вооруженный пистолетом.
Проходя по галерее, Старыгин бросил взгляд на одну из гравюр. Она изображала муки ада. Многочисленные дьяволы терзали грешников. Кого-то они пронзали вилами, кого-то рвали на части раскаленными клещами. Среди адских созданий одно удивительно напоминало чудовище с картины Чезаре да Сэсто — страшную ящерицу с двумя головами.
Пройдя галерею, Антонио спустился по полуразрушенной лестнице в небольшой внутренний дворик и остановился. Перед ним был окруженный каменной балюстрадой колодец.
— Этот колодец выкопан в незапамятные времена, — произнес профессор, словно он был экскурсоводом, развлекающим досужих американских туристов. — Никто не знает его глубину. Во всяком случае, если бросить туда камень, звук от его падения раздастся очень не скоро! Именно возле этого колодца, согласно древнему пророчеству, удастся открыть Тайник Могущества!
Монахи поставили ящик возле балюстрады колодца и молча отступили в сторону.
Антонио еще раз взглянул на часы и проговорил:
— Время близится! Приступим к Ритуалу!
— Постой, — снова заговорил Старыгин. — Прежде чем ты начнешь, ответь мне еще на один вопрос. Для чего ты, вернее, твой человек, подменил картину в Эрмитаже?
— Любопытство — худший из человеческих пороков! — поморщился профессор. — Я говорил уже, что без картины Леонардо нет возможности открыть Тайник Могущества, поэтому она была мне необходима. Но тот человек, которого я послал за картиной…
— Азраил!
— Да, Азраил… он был очень суеверен и искренне считал, что, поместив на место «Мадонны Литта» образ амфиреуса, которому преданно поклонялся, он сможет нарушить равновесие добра и зла в мире и приблизит торжество своего страшного повелителя… я не стал ему противоречить, хотя и не хотел расставаться с картиной своего предка.
Он снова взглянул на часы и заторопился:
— Осталось всего три минуты!
Наверху, над головами людей, розовый рассветный луч осветил край стены сумрачного палаццо. Отразившись от уцелевших стекол, он коснулся каменной кладки древнего колодца. Антонио что-то неслышно шептал и озабоченно следил за солнечным лучом. Убедившись, что он падает только на балюстраду колодца, профессор повернулся к своим бессловесным слугам и раздраженно выкрикнул:
— Свет! Солнечный свет должен падать на Тайник! Поставьте его на край колодца!
Монахи безмолвно подчинились.
— А теперь проваливайте! Проваливайте, если не хотите умереть! Ритуалу не нужны лишние свидетели!
Через минуту возле колодца остались только трое: профессор Сорди, Старыгин и Маша.
— Но теперь, когда мы одни, ты можешь честно признаться, — проговорил Старыгин. — Неужели ты действительно веришь во всю эту средневековую ахинею? Во все эти глупости вроде Святого Грааля и Тайника Могущества? Признайся, ведь это сказки для твоих недалеких последователей! Ты же — умный, образованный человек!
— Человеческими суевериями грех не воспользоваться! — Антонио усмехнулся. — Но во всей этой, как ты выразился, ахинее есть доля правды. Этот тайник сохранился с незапамятных времен, в нем древние жители земли, те, кого называют атлантами, спрятали культуру страшного вируса, от которого погибла их цивилизация…
— Неужели ты намерен выпустить его на свободу?
— Но здесь же спрятано и противоядие! Я выпущу на волю смерть — и я же буду дарить спасение от нее! Представляешь, какая власть сосредоточится в моих руках? И только от тебя зависит, стать ли рядом со мной или погибнуть в страшных мучениях!
— А Маша? Какую судьбу ты уготовил ей?
Антонио оглянулся на девушку, как будто только сейчас увидел ее.
— Она — только ключ к тайнику, — проговорил он пренебрежительно, — только сосуд с кровью, необходимой для проведения ритуала… всего лишь код, при помощи которого я открою дверь к могуществу! Все! Время настало! Не отвлекай меня пустыми разговорами!
Профессор развернул картину Леонардо, приложил ее к боковой стенке ящика и внимательно вгляделся в нее. Солнечный луч коснулся лица младенца, и его взгляд озарил взволнованных людей рассветным сиянием, казалось, благословляя их и даря вечное спасение. Но Антонио не обращал внимания на выражение лица, его интересовало только расположение деталей картины и точка, в которой ее коснулся луч. Высчитав что-то, Антонио выхватил из-за пояса тонкий кинжал и ткнул его острием в центр освещенного солнцем треугольника. Старыгин ахнул — казалось, нож, повредивший картину, ударил его прямо в сердце. Хотя ему, возможно, оставалось жить совсем немного, но рана, нанесенная великой картине, причинила ему невыносимую боль.
Профессор, не обращая внимания на эмоции реставратора, отбросил картину на каменные плиты двора и повернулся к Маше.
— Руку! — выкрикнул он безумным голосом. — Правую руку!
Девушка медлила, и тогда Антонио схватил ее за руку, уколол палец кончиком кинжала и приложил к той точке, которую определил при помощи картины. Кровь, попав на поверхность таинственного контейнера, зашипела, запенилась, и вдруг в этом месте приоткрылось небольшое отверстие, словно замочная скважина.
— Получилось! — выкрикнул профессор и, выхватив из кармана каменную призму с изображением Древней Матери, попытался вставить ее в открывшееся отверстие.
Ничего не произошло.
— Форма… форма не та… — бормотал профессор, вращая каменную призму, пытаясь вставить ее другим концом. Руки его тряслись от нетерпения.
— Ключ! — выкрикнул он в бессильной ярости. — Ключ не тот!
