После работы Лариса хотела улизнуть, но Андрей, беседовавший в холле с главным врачом, не глядя, схватил ее за руку.
– Ты куда? Договорились же насчет лекарства… Подожди меня на улице!
И ей пришлось стоять на крыльце, а потом садиться в машину под кинжальным взглядом Эльвиры, выглядывающей из окна.
– Вот, держи, отдашь ему завтра, – он протянул несколько пузырьков, – он знает, как принимать.
Лариса молча сунула лекарство в сумку.
– К вопросу о семье, – заговорил Андрей, остановив машину у Ларисиного подъезда, – родители у Вовки умерли, но семья, конечно, была. Аккуратно до того времени, как он разбился. Он, понимаешь, женился поздно, после тридцати уже. Говорил, что ищет свою половинку. Ну и нашел. Красивая баба, конечно, была, что есть, то есть, – при этих словах Андрей поморщился, как будто внезапно у него заболел зуб. – Лет пять они были женаты, он-то влюбился в нее без памяти. Работал много, дом для нее построил… Удивительный был дом… И тут с этими лыжами… Я, главное, его уговорил отдохнуть, воздухом подышать, расслабиться… – Андрей тяжко вздохнул. – В общем, привезли его, пока то да се, жена, конечно, в шоке. Ну, мы все хлопотали, помогали, как могли, устроил я его в хорошую больницу. Первая операция прошла удачно. А перед второй приходит к нему женушка и говорит – так, мол, и так, не могу я это перенести. Это, говорит, не жизнь, а каторга сплошная. И на ребенке, говорит, это плохо отражается. Ребенок у нее, дочка от первого брака. Ну, Вовка-то ее, конечно, за свою считал, и девчонка к нему привязалась. Короче, говорит ему жена – думай про меня что хочешь, но так будет честнее – отрубить, и все. Про собаку еще говорила – которой хозяин хвост по частям отрезал, потому что жалел сильно.
– Сама она сука! – не сдержалась Лариса.
– Это точно. Ну, лечение, конечно, у Вовки после такого разговора насмарку пошло, запсиховал он. Тут я подсуетился – хочешь, говорю, всю оставшуюся жизнь колодой лежать? А не хочешь, так выброси эту сволочь из головы, думай о здоровье. Подумал он и согласился – характер всегда бойцовский был у друга моего. Ну, стало быть, пошел он на вторую операцию, потом на третью, а женушка его бывшая мигом развод оформила и вновь замуж выскочила.
– Да что ты?
– Ага, за богатого такого мужика, у него тут бизнес, а недвижимость вся за границей – квартира в Лондоне, вилла не то в Испании, не то на Лазурном Берегу, я уж не помню. И оказалось, что мужик-то этот давно у нее был на примете, крутила она с ним любовь от мужа законного, так что несчастье с Вовкой ей очень даже кстати было. Так-то он бы ее ни за что не отпустил, а лежачий что может сделать?
– Ну и ну! – только и сказала Лариса. – И как таких людей земля носит?
– Еще и не таких она носит, – вздохнул Андрей, – все подробности узнали мы от подружки ее бывшей. Она, дура такая, поругалась, видно, с той напоследок или позавидовала. В общем, не нашла ничего лучше, чем к Вовке в больницу прийти и все ему в подробностях расписать – как жена его обманывала и как подружка эта ее прикрывала. Я тут, кстати, к Вове зашел, так чуть не убил подружку эту. Выволок ее в коридор – ты, говорю, соображаешь, что сейчас делаешь? Ты же его убиваешь своими разговорами! У тебя, говорю, хоть мозги куриные, но все же полторы извилины в них имеются, раз ты даже машину водишь! Молчит, глазами хлопает. Плюнул я и ушел к Вовке.
Лариса поежилась, представив эту картину.
– А он лежит, в потолок смотрит, – продолжал Андрей, – потом улыбнулся так и говорит: «Хорошо, что мне женщины теперь без надобности, потому что ни одной теперь не поверю. Либо все стервы, как моя бывшая, либо такие дуры, как эта, что здесь только что была… Не существуют они для меня».
И все, больше эту тему мы не обсуждали. Бывшая ему квартиру оставила, а дом решила пополам делить. Ну, продали его быстро – уникальный был дом, душу Вовка в него вложил, пока строил. Деньги как раз пригодились на лечение. А ты говоришь – семья…
– Да я ничего не говорю, – смутилась Лариса, – грустная история.
– Так что, если чем можешь ему помочь – помоги, – сказал Андрей, – так просто помоги, тебе доброе дело потом зачтется.
«Это вряд ли, – подумала Лариса, – не верю я в высшую справедливость».
Утром она дольше обычного стояла перед зеркалом. Ей запали в душу слова Алены о том, что она – интересная женщина, что у нее как-то по-особенному блестят глаза и от всей ее личности веет какой-то безумной энергией.
Ничего такого Лариса не обнаружила. Глаза после сна чуть опухли, где уж там блестеть, а брови давно пора было выщипывать и красить. Энергии с утра тоже было маловато даже для себя одной.
И все же… Она перебрала в уме некоторые воспоминания.
Сосед, который раньше даже не здоровался, когда они сталкивались в лифте, нынче болтал с ней о погоде и о кино, пока они ехали до ее восьмого этажа. Папа того мальчика, к которому она ходит сейчас с уколами, подал в прихожей пальто и предложил подвезти до работы, сказав, что ему по пути. Лариса отказалась – ей близко, но все же… Главный врач Мераб Автандилович сделал ей комплимент и назвал лапочкой. Ничего нет необычного в таких мелочах, просто раньше такого не было. Мужчины стали обращать на нее внимание, стало быть, она и вправду изменилась. И еще: вчера по телевизору в новостях сказали, что на днях открывается в городе какой-то очередной кинофорум. И приедут на него наши киношники, артисты и зарубежные гости. С помпой будет форум проходить. И, конечно, перечисляли имена известные, показывали некоторых.
Мамочка в первых рядах интервью дает. Слова какие-то громкие говорит, про великую силу искусства. Сейчас модно.
Лариса еще тогда мимолетно удивилась, что не тронуло ее это появление мамочки на экране. Раньше как увидит – в журнале ли фотографию либо по телику, – так расстраивается. Или просто настроение портится, начинает вспоминать свое детство одинокое да юность голодную. А теперь посмотрела равнодушно, да и выключила телевизор совсем. Без него спокойнее!
Спохватившись, что время уходит, Лариса набросала кое-что на лицо и помчалась по следующему адресу.
Тесно в большой комнате, тесно и жарко. Печь натоплена, да возле икон жарко горят восковые ароматные свечи, да масляные лампады, да ближних людей набилось в комнату немало, от них тоже жар идет. Пришли проститься с государыней все, кому положено – родня великокняжеская, да бояре, да прочие знатные люди. Кто поважнее – близко к кровати теснятся, кто попроще – возле дверей, кто еще проще – за дверью стоят, шушукаются.
Не простая женщина умирает – царевна византийская Софья, вдова великого князя Ивана, мать нынешнего государя Василия, бабка будущего царя, отрока Ивана Васильевича.
Трудная жизнь была у государыни.
Совсем девочкой она была, когда пал великий Константинополь, Царьград, всем городам отец. Пал под ударами турок, и крест на Святой Софии сменился мусульманским полумесяцем.
Совсем девочкой она была, когда с отцом своим Фомой и с малыми братьями приехала в Рим, искать защиты и покровительства. Ради ее знатности, ради ее славного рода многие великие мужи искали руки Софии, хоть и не было у нее приданого – ни земель, ни денег. Только имя, да еще книги, из далекого Царьграда привезенные.
