– Приветствую тебя, досточтимый Шаамер! Доволен ли досточтимый той надгробной плитой, которую я вырубил по его приказу? Или я чем-то ему не угодил?
– Доволен, – Шаамер пренебрежительно махнул рукой. – Но сегодня я пришел по другому делу.
Жрец понизил голос, настороженно огляделся по сторонам и проговорил:
– Готова ли статуя того писца, которую я видел у тебя в мастерской прошлый раз?
– Готова, досточтимый! – каменотес сложил руки и снова почтительно поклонился.
– Забрал ли ее заказчик?
– Он должен прислать за ней слуг завтра или послезавтра.
– Возьми это золото, – Шаамер опустил в ладонь ремесленника золотую печатку, – и сделай вот что…
Он еще раз внимательно огляделся, отвел каменотеса в дальний угол мастерской и продолжил так, чтобы никто, кроме них двоих, не мог расслышать разговора:
– Ты высечешь на табличке, которую держит в руках писец, несколько иероглифов. Только смотри – никому не говори, что это я поручил тебе такую работу…
– Воля досточтимого Шаамера – закон для меня! – проговорил каменотес и поклонился еще ниже.
В антикварном магазине «Модерн» было почти безлюдно. Только коренастый мужчина в светлом плаще, не скрывающем заметного чиновничьего живота, обхаживал бюро красного дерева с перламутровыми вставками. Характерный лихорадочный блеск в глазах выдавал в нем жителя столицы. Хорошо выдрессированный продавец-консультант, представительный мужчина лет сорока при галстуке, безмолвно двигался в нескольких шагах позади москвича, ненавязчивый, но готовый мгновенно ответить на любой вопрос.
Кроме этих двоих в магазине находился охранник, мрачный лысый дядечка из отставных военных, в хорошо отглаженной униформе, и двое провинциалов средних лет, муж и жена, тихие и несколько поношенные интеллигенты. Взявшись за руки, они обходили зал, разглядывая роскошную мебель, и дружно ахали, читая астрономические цены на табличках. Как охранник, так и продавец-консультант в упор их не замечали, резонно предполагая, что эти двое вряд ли что-нибудь собираются покупать.
Дверь магазина открылась с мелодичным звоном, и в просторное помещение вошла привлекательная скромно одетая девушка с лицом первой ученицы.
Оглядевшись по сторонам, она подошла к продавцу и едва слышно проговорила:
– Можно вас на минутку?
Продавец никак не отреагировал на эти слова.
Видимо, в его глазах скромная внешность девушки автоматически делала ее человеком-невидимкой вроде той же парочки поношенных провинциалов.
– Я хотела бы увидеть Михаила Аркадьевича! – проговорила девушка чуть громче.
Продавец блеснул глазами, опасливо покосился на москвича и прошептал, повернувшись к «первой ученице»:
– Зачем же так громко! Вас кто-нибудь услышит…
– Я и хотела, чтобы меня кто-нибудь услышал. Вы, например. А когда я говорила тише, вы не обращали внимания…
– Вот в эту дверь и направо по коридору! – едва слышно произнес продавец и хотел еще что-то добавить, но в это время москвич наконец на что-то решился, повернулся с вопросительным выражением лица, и продавец стремглав бросился к нему, утратив всякий интерес к малоперспективной девушке.
Девушка же вошла в указанную дверь, прошла по коридору и без стука заглянула в небольшую комнатку.
Здесь, за просторным письменным столом, восседал вальяжный господин лет шестидесяти, с седоватыми волосами, аккуратно зачесанными на розовую лысину, в светло-бежевом твидовом пиджаке, с пестрым шелковым шейным платком, выглядывающим из-под воротника белоснежной рубашки.
Вальяжный господин делал сразу три дела: пил чай из большой розовой с золотом чашки английского фарфора, разглядывал большую вазу, по поверхности которой разгуливали нарядные китайцы в расписных халатах, и разговаривал с худеньким юношей с маленькими жуликоватыми глазками.
– Новодел, Гоша, определенный новодел! – рокотал вальяжный господин низким хорошо поставленным голосом. – Посмотри на эту глазурь! Разве это глазурь? Сам подумай, разве может быть у настоящей «Мин» такая глазурь?
Подняв глаза на вошедшую девушку, господин прервал все три занятия и осведомился:
– Что вам, прелестное создание? А вас не научили, что в дверь принято стучать?
– Михаил Аркадьевич? – вместо ответа произнесла «первая ученица».
– Допустим.
– Меня направил к вам Вадим Коржиков…
Господин сделал знак глазами своему молодому собеседнику, и тот мгновенно испарился, как будто его и не было в кабинетике.
– Я вас слушаю, – Михаил Аркадьевич чуть привстал и показал девушке на свободный стул.
– Дело в том… – начала она, изображая некоторую робость.
– У вас была любимая бабушка, – подсказал ей господин. – Я угадал? И после ее кончины остались кое-какие ценные предметы…
– Вы угадали, но только отчасти! – ответила девушка, сбросив свою показную робость. – Бабушка у меня действительно была, но после ее смерти из антиквариата осталась только швейная машинка «Зингер».
– Это вы не по адресу обратились! – пробормотал господин и отчетливо заскучал. – Швейными машинками не интересуюсь. И смею вам заметить, что мое время очень дорого.
– А я и не затем пришла, – продолжила девица. – Как я уже сказала, меня к вам направил Коржиков…
– И зачем, интересно, он это сделал?
– Он сказал, что вы просили его рекомендовать его знакомой, преподавательнице французского языка, некую девушку Марину…
– А кто вы, собственно, такая? – поинтересовался господин, в глазах которого затеплилась догадка.
– Капитан милиции Журавлева, – ответила «первая ученица» и протянула вальяжному господину свое служебное удостоверение.
Тот долго изучал книжечку, брезгливо оттопырив нижнюю губу, наконец возвратил ее владелице и со вздохом проговорил:
– Молодеют, молодеют наши органы! Вам бы еще в школу ходить, шпаргалки в рукав прятать, а вы уже капитан! Нет, ничем не могу вам помочь! Никакой Марины не знаю!
– Так уж и никакой? – в голосе капитана Журавлевой прозвучало сомнение.
– Ну, так уверенно не скажу… – замялся вальяжный господин. – Жизнь длинная, девушек на свете много, всех не упомнишь…
– Ну, не кокетничайте, Михаил Аркадьевич! – перебила его Наташа. – Насчет девушек вы не большой знаток, вы больше юношами интересуетесь, из-за чего в прежние годы имели большие неприятности…
– Как вас зовут, милая? – осведомился господин, чуть ослабив шейный платок.
– Наталья Игоревна! – строго отозвалась Журавлева.
– Так вот, Натали, в наше время, слава богу, за мои интимные предпочтения больше не сажают, так что не надо на меня давить. Я не из таких…
