– Привет, Андрюшка! – обрадовался Антон и бросил
через плечо: – Ань, перестань гудеть, Андрюшка звонит.
– Ты всегда найдешь повод, чтобы меня заткнуть! –
завизжала та. – Скажи Андрюшке, что ты меня достал! Скажи ему, скажи! Что,
кишка тонка?!
– Пап, может, вам развестись? – неожиданно спросил
сын серьезным тоном. – С вами в последнее время встречаться можно только
по отдельности. Ты не любишь мать, и это приводит ее в бешенство.
– Считаешь, это я во всем виноват? – растерялся
Антон.
До этой минуты он ни разу всерьез не думал о разводе, но
сейчас слово это, произнесенное сыном, неожиданно наполнилось для него
совершенно реальным смыслом.
– Я ничего не считаю, – ответил Андрей. – Я
просто вижу, что вам плохо вдвоем.
– Ты прав, мне действительно плохо, – согласился
Антон.
– Еще бы, – фыркнула жена из угла комнаты. –
Насосался пива с дружком…
– Пап, давай я тебе попозже позвоню, когда она
успокоится, – предложил Андрей.
Тот согласился и, нажав «отбой», без перехода набрал номер
собственной матери.
– Мам, – сказал он, не здороваясь. – Как ты
смотришь на то, чтобы я снова перебрался в свою старую комнату?
– С радостью я на это смотрю! – воскликнула мать,
быстро сообразив, откуда дует ветер. – Антош, неужели ты все же решился ее
бросить? – В голосе ее звенела надежда.
– Кажется, решился.
– Я всей душой на твоей стороне! – с большим
чувством поддержала его мать. Потом быстро заговорила: – Ты же у меня умница!
Люди тебя уважают, зарплата отличная, с лекциями по заграницам разъезжаешь –
что тебе еще надо? Не пропадешь! И квартира будет в полном твоем распоряжении.
Я как раз собиралась перебраться к тете Лене, у нее в последнее время проблемы
со здоровьем, я обещала за ней присмотреть. Ты же знаешь, мы с ней отлично
ладим, нам вдвоем будет веселее. – Немного помолчав, она добавила: – Только
не останавливайся на полпути! Если ты сбросишь это бремя, то будешь счастлив. С
Новым годом, сынок!
Только положив трубку, Антон сообразил, что в комнате как-то
подозрительно тихо. Его жена стояла возле окна и смотрела на него горящими
глазами.
– О чем это ты говорил со своей мамочкой? –
зловещим тоном прошипела она. – Куда ты собрался переезжать?! В ее
квартиру на Соколе? Не жирно ли тебе будет одному, а?!
– Почему одному? – спросил Антон спокойным и
уверенным тоном, которому сам продолжал удивляться. – Я собираюсь найти
себе какую-нибудь хорошую женщину. Добрую и гуманную, – добавил он,
поглядев жене прямо в глаза. – А то я уж и забыл, что такое доброта.
– Я тоже гуманная, – сказала жена с вызовом.
– Да-да. Гуманная, как испанская инквизиция.
Его благоверная неожиданно скривила лицо, упала в кресло и
зарыдала. Соседская собака за стенкой сразу же стала ей подвывать.
На лице Антона не дрогнул ни один мускул, а в душе не
шевельнулась жалость. Вместо того чтобы попробовать успокоить жену, он снова
потянулся к телефону и набрал номер Павлика.
– Слушай, – спросил он, когда друг откликнулся,
пытаясь перекричать музыку, гремевшую в «Одноглазом коне». – Тут вот какое
дело… Я не очень разбираюсь во всех этих тонкостях… Как все это происходит…
Короче, я хотел спросить, как мне можно договориться с Анжелиной?
– Вряд ли она согласится! – проорал Павлик. –
Ты ведь чертов женатик. А она не настоящая девушка по вызову. Так,
подрабатывает иногда, чтобы за квартиру платить. На самом деле она ищет себе
мужа.
– С пропиской? – насторожился Антон.
– Не, у нее прописка есть, просто братьев и сестер
очень много. И родители алкоголики. А что, ты на нее запал?
– И ты еще спрашиваешь! По мне разве не видно
было? – хмыкнул Антон и положил трубку.
Не обращая внимания на булькающую в кресле жену, он
немедленно позвонил Анжелине, номер которой отпечатался в его мобильнике.
– Алло, – ответила она низким хмельным
голосом. – Это ты, нежный жираф? Я не выполнила контракт. Я сижу в
кладовке, а они бегают снаружи и топают. И дверьми хлопают…
– Конракт отменяется, – бодро сказал Антон. –
Никуда не уходи, я скоро приеду.
– Н-да? А зачем?
– Хочу тебя оттуда забрать.
– И увезти в золотой чертог? – спросила Анжелина
заплетающимся языком.
– Ну, что-то в этом роде, – улыбнулся Антон.
– Ладно, я тебя жду, – легко согласилась
она. – Как войдешь – сразу направо. Я буду в кладовке. Мне тут тепло.
Антон положил трубку и глубоко вздохнул. Дышалось непривычно
легко и свободно. Было странное ощущение – как будто бы несколько лет подряд он
просидел в подземелье и вот наконец-то выбрался на свет божий. Жизнь неожиданно
представилась ему такой заманчивой и интересной, что захватило дух.
– Антошенька, – сказала жена, вынырнув из кресла и
заискивающе глядя ему в глаза. – Ну, прости меня, я просто устала, пока
собиралась на эту чертову дачу. Ну, хочешь, мы никуда не поедем?
– Можешь не волноваться, – твердо сказал
Антон. – Вдвоем мы уже точно больше никуда не поедем.
Звонок зашелся очередной трелью. Игорь широко улыбнулся и
отправился открывать.
– Ну, это уж точно родители, – сказал он.
Распахнул дверь и озадаченно моргнул.
На пороге стояла крупная девушка в пуховике и меховой шапке
с завязанными под подбородком «ушами». Ядреный румянец через все лицо и чемодан
в руке наводили на совершенно определенную мысль. У девушки были соболиные
брови и плутоватые глаза игрока в наперсток. Завидев Игоря, она широко
улыбнулась и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но он ее остановил.
– Подождите, подождите! – воскликнул он, вытянув
руку вперед. – Дайте я угадаю. Вы – моя кузина?!
– Да! – радостно воскликнула девушка и поставила
чемодан на пол.
– Из Саратова?! – возликовал Игорь.
– Да!! – еще радостнее ответила она и раскинула
руки, словно собираясь объять весь мир. – Меня зовут Фаня! Я тети Фаинина
дочка. Мы вам открытку послали!
– Ёлки-палки, ну конечно! Открытку! Лиза, иди скорее
сюда. Кузины пошли косяком!
В тот момент, когда он потерял бдительность, тети Фаинина
дочка бросилась на него и обхватила обеими руками. Игорю показалось, что на
него напал медведь. Весь воздух сразу же вышел из его легких, и он засипел.
Наконец она его отпустила и, схватив чемодан, шагнула в коридор, который сразу
показался узким и тесным.
Подоспевшая Лиза взглянула на Игоря и поняла, что еще
чуть-чуть, и она умрет со смеху. Однако смеяться было неприлично, приходилось
сдерживаться изо всех сил.
