Оттого ли, что он сильно устал, или от обилия впечатлений, реакции на этот ее взгляд со стороны Старыгина не последовало, сердце спокойно продолжало биться.
И он вкратце рассказал ей о странной встрече на конференции в Малаге и о последовавших за ней событиях, результатом которых стало его сегодняшнее появление в Ронде. Не упомянул он только о странном человеке с восточным лицом и о черном джипе, преследовавшем туристский автобус по пути в Ронду. Во-первых, он не хотел пугать девушку, во-вторых, и сам не знал, что за этим стоит и не было ли это простой случайностью.
Мария выслушала его с явным недоверием.
– Вы уверены, что действительно видели в отеле сеньора Педро? – спросила она с сомнением.
– Сейчас я уже ни в чем не уверен, – честно признался Старыгин. – Точнее, я уверен только в одном: в том, что благодаря посланию, содержавшемуся в афише, и чьим-то подсказкам, разбросанным на моем пути, я попал сюда, в эту мастерскую, и встретился с вами. Так что, кто бы ни был этот человек, я ему благодарен.
– Не думаю, что сейчас – самое подходящее время для таких комплиментов, – проговорила Мария, строго взглянув на Старыгина. – Судя по вашему рассказу – если, конечно, ему можно верить, – сеньор Педро жив и нуждается в помощи!
– Я тоже так думаю и именно для этого приехал сюда. Но, чтобы довести начатое до конца, мне нужна ваша помощь. Вы хорошо знали Педро, вы работали с ним, вы прекрасно осведомлены обо всем, что может происходить здесь… – Старыгин обвел руками помещение. – Согласны ли вы объединить наши усилия?
Он постарался, чтобы в голосе его не звучало ни излишней настойчивости, ни личной заинтересованности.
– Конечно, я многим обязана сеньору Педро, – Мария склонила голову набок, как бы раздумывая, и Старыгин невольно залюбовался плавным изгибом ее загорелой шеи. – И если допустить, что он жив, я готова всеми силами помогать вам. Но, честно говоря, ума не приложу, чем я могу быть полезна.
– Я никак не могу разгадать последнюю загадку, – признался Дмитрий Алексеевич. – Что значит – «Третья слева в седьмом»?
– Понятия не имею! – Мария пожала плечами.
– Вы говорили, что Педро работал в этом книгохранилище, что он реставрировал многие книги…
– Да, это так, – подтвердила Мария. – К чему вы клоните?
– Вы работали здесь вместе с ним?
Задавая этот вопрос, Дмитрий Алексеевич на мгновение замялся. Он снова почувствовал легкий укол ревности. Педро был интересным мужчиной, он пользовался постоянным успехом у женщин, а ежедневная работа бок о бок в мастерской могла сблизить его с Марией… Невольная заминка Старыгина не укрылась от глаз девушки. Строго взглянув на собеседника, она проговорила:
– На что вы намекаете? Он был моим учителем… Я обязана ему всем, чего достигла, всем, что умею делать…
– Упаси боже, я ни на что не намекаю! – горячо запротестовал Старыгин, и в самой этой горячности прозвучала фальшь. – Я только хотел спросить: не заметили ли вы какой-нибудь странности в его поведении? Не мог ли он устроить тайник в этой мастерской?
– Нет, – Мария пожала плечами, задумалась. – Разве что… несколько раз я видела, как он выходил из комнаты истопника.
– Откуда? – переспросил Старыгин.
– Здесь, в подвальном помещении, кроме самой крипты и реставрационной мастерской, есть служебное помещение с печью, отапливающей собор. Ведь Ронда расположена высоко, и зимы здесь довольно холодные. Так вот, пару раз я видела, как дон Педро выходил из этой комнаты. Я подумала тогда, что он сжигал в печи ненужные бумаги или испорченные кисти. Однако после вашего рассказа я стала вспоминать, и мне кажется, что у него был тогда какой-то странный вид. Словно я застала его… в неподходящий момент.
– Комната истопника? – повторил Старыгин, задумавшись. – Покажите мне, где она.
Мария переместилась в дальний конец мастерской, зашла за большой дубовый шкаф и сделала Старыгину знак следовать за собой. Там, в самом темном углу подвала, оказалась низкая темная дверь, запертая на железный засов.
– Вот дверь в эту комнату, – проговорила девушка, невольно понизив голос. – Попробуйте отодвинуть засов, мне это не под силу.
Старыгин навалился на засов и не без труда отодвинул его.
– Неужели истопник часто пользуется этой дверью? – проговорил он с сомнением. – Такое впечатление, что ее не открывали много месяцев или даже лет.
– Действительно, вы правы, – подтвердила Мария. – Истопник пользуется другой дверью, у него есть свой вход, с улицы. Эту дверь почти никогда не открывают – ведь в реставрационной мастерской хранятся ценные книги, и церковное руководство не хочет, чтобы истопник ходил через нее. Поэтому я так удивилась, когда увидела Педро выходившим отсюда…
Она толкнула дверь и, наклонившись, прошла в темный проем.
Старыгин последовал за ней.
Пошарив по стене, Мария нашла выключатель, и помещение озарилось тусклым светом.
Они находились в следующей части подвала с таким же сводчатым потолком, как в мастерской. Но само помещение было меньше, а всю стену напротив двери занимала огромная печь, облицованная яркими керамическими изразцами.
– Не знаю, что вы здесь найдете, – проговорила Мария и тут же поправилась: – Не знаю, что мы здесь найдем, но именно отсюда выходил дон Педро.
В комнате, кроме изразцовой печи, были небольшой шаткий стол, пара колченогих стульев и простой дощатый шкаф, в котором истопник, должно быть, хранил свои нехитрые пожитки. Казалось, здесь нет места для каких-то тайников.
Старыгин встал посреди комнаты и огляделся.
Бульшую часть комнаты занимала печь, она, несомненно, была здесь самым главным, самым заметным предметом. Изразцы, расписанные яркими желтыми и синими красками, изображали сцены из Святого Писания. Простые наивные рисунки – святое семейство, младенец Иисус в яслях, склонившиеся над ним ослик и вол, поклонение волхвов, бегство в Египет… прямоугольники изразцов запечатлели всю евангельскую историю. Они покрывали печь ровными рядами…
Рядами!
Старыгин бросился к печи. Как было написано ассирийской клинописью на ступеньке? «Третья слева в седьмом»!
Отсчитав седьмой снизу ряд изразцов, Дмитрий Алексеевич нашел третью слева плитку, внимательно осмотрел ее, затем осторожно ощупал руками.
Желто-синий рисунок изразца изображал сцену в Гефсиманском саду. Апостолы безмятежно спят на земле, Иисус в одиночестве молится. Моление о чаше…
Какая-то смутная мысль мелькнула в голове у Старыгина, но он отбросил ее, обратив все свое внимание на изразец.
С первого взгляда он ничем не отличался от соседних. Такая же ровная глазированная поверхность, такой же простой желто-синий рисунок. Вот только, если внимательно приглядеться, эта плитка чуть больше выступает из стены. Может быть, под ней скрыт тайник?
