Демонстрация умения владеть клинком, предпринятая противником перед началом схватки, способная испугать и лишить воли к сопротивлению многих, не произвела на полусотника Лесного Стана ровно никакого действия. Разик прекрасно понимал, что жонглирование оружием — дело, безусловно, полезное и весьма впечатляющее, но исход реальной схватки решают не какие-то многочисленные выкрутасы, а всего лишь один-единственный точный удар. И Разик именно этот удар и готовил. Он с детства помнил внушение своих воинских наставников, гласящее, что с противником не надо биться. Противника надо убивать. Именно этим настоящий бой отличается от соревновательных поединков, пусть даже проходящих по самым жестким правилам. В бою правил нет.
Увидев, какую стойку принял его противник, Кудеяр лишь усмехнулся. Он действительно был очень опытным и умелым бойцом и сразу понял, какой удар готовится нанести дружинник. Ясно, что, встав в левостороннюю стойку, он намеренно напрашивается на выпад с уколом. Если противник действительно поддастся на его хитрость, то помор левой ладонью толкнет свой клинок, предавая ему нужное ускорение и направление, и, парировав тем самым выпад, продолжит вращение сабли через кисть и локоть и мгновенно рубанет в ответ на выпад сверху вниз распрямившейся на всю длину рукой. Этот страшный по силе удар способен пробить любую защиту. Ну что ж, сейчас командир этих хваленых поморов поймет, что такое настоящее искусство фехтования, которому Кудеяр обучался не только у русских воевод, но и у непобедимых бесстрашных янычаров — личных телохранителей величайшего из земных царей — султана Османской империи, занимавшей сейчас полмира.
Кудеяр сделал ложный выпад, в просторечии — «пугач», обозначив укол, и красивым стремительным выкрутом вывел саблю на рубящий удар. Но Разик, который должен был бы среагировать на этот выпад, не шелохнулся. Лишь когда клинок противника взметнулся над его головой, леший предпринял защитные действия. Но это была не та защита, к которой привык Кудеяр. Обычно противник, стремясь отбить рубящий удар, просто подставлял под него жестким встречным движением свой клинок. Если бы поморский дружинник сделал такую подставу, против нее тут же можно было применить контрприем: обвести или отвести его саблю с выходом на разящий удар в незащищенное место. Но Разик, подняв свою саблю не над головой, а над плечом, просто зашагнул под нее левой ногой, перенося на эту ногу тяжесть тела, уходя с линии атаки. Именно для этого он и принял левостороннюю стойку. Клинок Кудеяра просвистел мимо, не встретив сопротивления, лишь чуть-чуть задев саблю противника, скользнув по ней вниз. Стремительно выполнив пируэт, называемый замещением, при котором правая разгруженная нога подбивает левую и становится на ее место, а левая улетает вперед и в сторону, Разик оказался сбоку от противника, и его сабля обрушилась сверху вниз на вытянутую руку Кудеяра. Тот успел среагировать и отдернуть руку назад, и удар дружинника пришелся не по кисти, а по сабле, возле самой рукояти. При ударе такой силы металла о металл раздается не звон, а стук, словно сталкиваются две деревяшки или два камня.
Даже очень сильный и тренированный фехтовальщик после такого удара не сможет удержать в руке клинок. Выпавшая сабля Кудеяра жалобно звякнула оземь. Тот отпрянул назад, невольно подняв обе руки в беспомощном жесте, понимая, что не сможет защититься ими от этого страшного помора, обыгравшего его, опытнейшего бойца, в сабельном поединке в два хода, то есть быстрее, чем обыгрывают в шахматы ребенка, впервые севшего за доску.
Разик, словно в насмешку, крутанул несколько раз клинком, ничуть не хуже, чем это делал пару минут назад сам Кудеяр, и не спеша двинулся к безоружному противнику, чтобы нанести ему последний смертельный удар. Но тут внезапно со стороны коновязи, находившейся сбоку от ворот, к которой были привязаны лошади, принадлежавшие караулу, раздался бешеный стук копыт, и на пустое пространство, только что ставшее местом поединка, на всем скаку ворвался всадник. Конь едва не сбил с ног уже занесшего саблю Разика, и тот отпрянул в сторону, поневоле опустив клинок. Кудеяр встрепенулся, окрыленной невероятной надеждой, и увидел, что в седле храпящего скакуна сидит тот самый отчаянный диверсант в простой мужицкой одежде, который недавно бросил бомбу в поморов.
— Прыгай на круп! — крикнул лжемужик своему предводителю.
Кудеяр, как кошка, одним движением вскочил на коня позади своего товарища, и тот, кольнув скакуна кинжалом, погнал его прямо на толпу. Люди, не успевая расступиться, падали наземь. «Не стрелять!!! Своих побьем! В погоню!» — раздалась сзади команда опомнившегося от неожиданности Разика.
Но конь уже нес турецких агентов по узкому проходу между дворцом и всевозможными пристройками, сквозь запутанный лабиринт многочисленных теремов, колоколен и прочих жилых и служебных строений. На небольшом дворе, на котором располагалась дворцовая поварня и дровяной сарай, мужик резко натянул поводья, велел Кудеяру прыгать, а сам, развернув коня, тоже соскочил наземь, кольнул скакуна кинжалом так, что завизжавшее от боли животное помчалось назад, навстречу устремившимся в проход преследователям, сбивая их с ног.
— Давай за мной, в дровяник, — прохрипел мужик и бросился в сторону, за высокие поленницы приготовленных для поварни дров.
Затаившись за поленницами, стараясь унять бешеный стук своих сердец, разносящийся, казалось, на сто сажен вокруг, диверсанты вскоре услышали топот и крики погони.
Выбежав на двор, преследователи в растерянности остановились.
— Неужто упустили? — раздался дрожащий от гнева голос стражника Степана. — Это я виноват, надо было не на бой глазеть, а по сторонам поглядывать!
— Да ладно, Степа, — произнес другой человек, по-видимому кто-то из поморских дружинников. — Никуда они не денутся, поймаем! И не стоит одного себя винить: все мы хороши, разинули рот шире ворот. Откуда только этот орел взялся, что Кудеяра от смерти спас?
— Да это ж все одна шайка! Я его узнал. Он в наш монастырь с беженцами пришел, водоносом прикидывался, а потом с ополчением в Москву подался. Я этого вора, как и его атамана, еще там, в монастыре, заподозрил, но прямой улики у меня не было, потому их и отпустил. Лучше бы еще тогда всех прихлопнул!
— Ничего, Степа! Сейчас-то уж без всяких сомнений покараем подлых предателей. Давай-ка побежим к Тайницкой башне. Может, они туда подались и попытаются в подземный ход пробраться да через него улепетнуть.
И погоня умчалась в указанном направлении. Все стихло, но двое диверсантов еще долгое время лежали, затаив дыхание, боясь пошевелиться, словно не веря в свое чудесное избавление. Наконец лжемужик вздохнул облегченно и вложил в ножны кинжал с опознавательным знаком турецких агентов на рукояти.
— Спасибо, товарищ. Ты мне жизнь спас. Теперь за мной должок, — неожиданно севшим голосом сказал Кудеяр. — Звать-то тебя как?
— Лавром кличут, — шепотом ответил тот.
— Да я ж тебя знаю, — вполголоса воскликнул атаман. — Нам же с тобой в монастыре этот стражник, Степан, очную ставку устраивал! Думал, что мы сообщники. Ну и нюх у него, как у пса легавого! А что ж ты, сообщник, мне потом не объявился?
