В общем, Таня решила, что посиделки пора заканчивать. Так
как и гости, и хозяева уже изрядно набрались, она надеялась тихонько смыться,
но тут на ее пути встала вездесущая Белинда.
– Ну что, ревнуешь? – прищурилась она и
залихватски хлопнула подругу по плечу.
Она отправилась покурить на лестницу и потащила за собой
Таню, всучив ей банку из-под оливок, которая должна была исполнять роль
пепельницы.
– Я не ревную! – возмутилась Таня. Но тут же
поняла, что Белинда попала в самую точку. – А может, и ревную…
– К мэрше, – подлила масла в огонь подвыпившая
подруга. Никакого вопросительного знака в конце этого заявления не было. –
Ну и что, я бы тоже ревновала. Ух, до чего хороша баба! – глубоко
затянувшись, продолжала она. – Прямо стальная магнолия.
От этих слов Таня совсем скисла.
– А тебе не кажется, что для Лешки она старовата?
– Для мужиков старая – это которая плохо
выглядит! – важно изрекла Белинда. – А эта Васильна выглядит как
сливочная помадка. Так что не теряй бдительность.
Когда они вернулись в банкетный зал, часть гостей уже
разъехалась. Остальные бродили по залу, сбивались в небольшие группки,
разговаривали, смеялись. Несколько наиболее стойких пар оккупировали дансинг и
танцевали все танцы подряд, устало привалившись друг к другу.
Романчикова оживленно разговаривала с Будкевичем, время от
времени прерываясь, чтобы ответить на телефонный звонок. Несколько раз к ней
подходили какие-то люди и, судя по заискивающему выражению лиц, пытались о
чем-то просить. Тогда взгляд Романчиковой становился официально холодным, и
просители быстро ретировались. Было похоже, что даже в нерабочее время городской
начальнице приходится решать массу проблем. Вероятно, она держала при себе
Будкевича в надежде, что в его присутствии перегудовцы постесняются быть
чересчур назойливыми. Пару раз к мэрше подходили ее помощники, намекая на то,
что пора бы уже и честь знать. На утро наверняка были назначены важные
мероприятия и начальнице следовало бы соблюдать распорядок. Но Романчикова
отчего-то не уезжала.
Подхватив Алика под руку, она стала медленно прогуливаться с
ним по залу. Постепенно маршрут их прогулок становился все короче и короче, и
вскоре парочка оказалась в непосредственной близости от стола, за которым
сидели уже порядком пьяные Таранов и Рысаков. Только что они вдвоем уговорили
бутылку коньяка и теперь принялись за вторую.
Пошептавшись о чем-то с Романчиковой, Будкевич прямиком
направился к столику коллег. Наклонившись и приобняв их за плечи, Алик стал
что-то быстро говорить, как будто пытался убедить прекратить попойку. В
результате Рысаков пьяно расхохотался, а мрачный Таранов, стряхнув с плеча руку
Алика, поднялся и довольно твердой походкой направился прямиком к Валентине
Васильевне. Притаившись за искусственной пальмой, Таня с негодованием наблюдала
за тем, как Алексей, приблизившись к мэрше, щелкнул каблуками, склонил голову и
протянул руку. Он приглашал ее на танец!
Таня изо всех сил сжала ножку бокала, который в тот момент
держала в руках. Все было до пошлости банально – эта старая калоша положила на
Таранова глаз. А Будкевич тоже хорош! Сводник проклятый! Интересно, какая
корысть заставила его подыграть мэрше? Что он надеется получить в награду за
свое сводничество?
Таня швырнула бокал в кадку с пальмой и бросилась вон из
зала. Ну все, с нее хватит! Не станет она любоваться, как Таранов флиртует с
этой молодящейся градоначальницей. И вообще, сколько можно страдать из-за этого
дамского любимца?! Нет-нет, скорее в гостиницу, спать. Говорят, утро вечера
мудренее? Вот утром и разберемся.
Перегудов, день второй
Таня была уверена, что ей ни за что не уснуть. Но как только
забралась в постель, усталость мигом придавила ее голову к подушке. Спектакль,
потом банкет, переживания из-за Лешки… Она лежала и сквозь ресницы смотрела,
как ветер перебирает складки гостиничной занавески. В Москве Таня боялась спать
с открытым балконом, а здесь нет. Кроме какой-нибудь влюбленной кошки,
прогуливающейся по карнизу, кто к ней может забраться? Ее номер на третьем
этаже окнами выходил во двор, густо засаженный кустами сирени.
Размышляя о перегудовских кошках, Таня незаметно задремала и
проснулась внезапно, словно кто-то толкнул ее в бок. Она села на постели и
потерла глаза. Ветер подхватил занавеску, и теперь она летала по воздуху,
пытаясь отцепиться от гардины и гремя кольцами. Сначала Таня решила, что именно
этот звук разбудил ее. Однако секунду спустя услышала в коридоре тихий
нетерпеливый стук. Господи, где это? Кто это?
Она соскочила с кровати, на цыпочках приблизилась к двери и
замерла, прислушиваясь. В тот же самый миг послышалось покашливание,
бормотание, потом снова раздался стук – короткий, нетерпеливый, и голос Таранова
негромко сказал:
– Открой, это я. Да, срочно. Да, именно сейчас.
С Тани мгновенно слетели остатки сна. Так-так. Значит,
Таранов разгуливает посреди ночи по коридору. К кому, интересно, он пришел?
Напротив – номер Регины. Неужели он до сих пор крутит роман с Брагиной?! В
конце концов, он целый год был совершенно свободен и мог связаться с кем
угодно. «С кем угодно, но только не с Брагиной!» – с негодованием подумала
Таня. Повернув в замке ключ, она решительно вышла в коридор.
Таранова как раз впустили внутрь. Темноту рассекала лишь
узкая желтая щель. Затем щель исчезла, прихлопнутая дверью. Дверь была не та!
Не Брагинская. Лешка пришел не к Регине, а к Будкевичу! Слава Богу. В ином
случае он сильно упал бы в Таниных глазах. Однако почти немедленно она насторожилась
снова. Почему Таранов разгуливает по гостинице так поздно? Может быть, у него
что-то стряслось?
Снедаемая тревогой и любопытством, Таня выскользнула из
номера, пролетела по жесткой ковровой дорожке и прижалась пылающим ухом к
соседней двери. Затаила дыхание и замерла, прислушиваясь.
– Алик, что мне теперь делать? – спросил Таранов
не вполне трезвым голосом. – Давай, режиссер, режиссируй. Это ведь ты меня
подставил.
– Не ной. Иди лучше спать, а завтра утром тебе все
покажется не таким мрачным.
– Не покажется мрачным? Да ладно тебе. Еще как
покажется! Будет даже хуже.
Таня сразу поняла, что Таранов не на шутку взволнован. А
когда он под градусом, его трудно урезонить.
– Леш, уже скоро светать начнет. Хорошо бы немного поспать.
У нас ведь спектакль завтра. Давай баиньки? – По голосу было ясно, что
Будкевич мечтает поскорее выставить непрошеного гостя.
– Нет, ты послушай! Когда Романчикова мне строить
глазки начала, из меня весь хмель улетучился.
– Оно и видно – еле на ногах стоишь, качаешься.
– Качаюсь. Но голова-то у меня ясная, Алик. Вот скажи –
на фига мне все это надо? Давай я в Москву завтра уеду…
Таня закусила губу. Неужели все так серьезно?!
