От этой мысли Тане стало страшно. Неожиданно ее охватило
дурное предчувствие, от которого сделалось кисло во рту. Таня вспомнила, что
Андриан Серафимович тоже давно уже мучает всех своими дурными предчувствиями.
Она отыскала его глазами. Курочкин сидел, ссутулившись, и невидяще смотрел в
стену – лицо его было мрачным, а возле рта залегли горькие складки.
* * *
За полтора часа до начала спектакля на Ордынск обрушилась
гроза. Казалось, что на город напало чудовище – некоторое время оно ворчало и
ворочалось наверху, примериваясь к добыче, и наконец, ринулось в атаку. Вода с
ревом устремилась вниз, смывая с тротуаров все живое. Молнии прицельно били в
асфальт. Облепленные одеждой люди что было сил бежали в укрытия, а ветер
выгибал и рвал зонты из их рук. К этому моменту все, кроме Таранова и
Курочкина, были уже в театре. Если для Таранова опоздание не являлось чем-то из
ряда вон выходящим, то за дисциплиной Курочкина обычно следила жена. Однако их
семейная ссора оказалась настолько серьезной, что в этот раз Маркиза явилась в
театр одна.
Полюбовавшись на бушующую за окном непогоду, заботливый
Будкевич решил послать за опоздавшими директорский «пикап». А сам отправился
пить кофе, который расторопная Белинда заказала на всех в соседней пиццерии.
Они успели переброситься лишь парой фраз, когда позвонил водитель и сообщил,
что ни Курочкина, ни Таранова в гостинице нет.
– Как это нет? – возмутился Алик, уронив
салфетку. – Я же с Тарановым буквально десять минут назад разговаривал. Он
сказал, что сейчас прихватит Андриана Серафимовича, и они вдвоем будут ждать
вас внизу, в холле.
Однако водитель стоял на своем. В гостинице ему сказали, что
и Курочкин, и Таранов ушли еще до грозы и обратно не возвращались. Водитель
спрашивал указаний, но Будкевич так растерялся, что никак не мог собраться с
мыслями.
– Стойте возле входа, – наконец велел он, с силой
потерев переносицу. – Никуда не уезжайте. Думаю, они подойдут.
Белинда с напряженным вниманием следила за разговором, а
когда Алик повернул к ней расстроенное лицо, поспешила высказать свою версию:
– Наверное, когда Таранов с тобой разговаривал, он был
где-то на подступах к гостинице. А потом полил дождь и заставил его искать
укрытие. А Курочкин скорее всего и вообще не знает, что за ним послали машину.
Возможно, он добирается до театра своим ходом и скоро будет тут.
Будкевич кивнул и снова принялся названивать Таранову,
однако тот не отвечал. Тогда он стал звонить Курочкину. Но телефон длинно
гудел, да и только.
– Черт знает, что такое! – кипятился Алик, глядя
на часы с такой ненавистью, словно они были виноваты в том, что в мире вообще
существует время. Потом он выскочил из гримерки и побежал допрашивать Маркизу о
том, куда мог подеваться ее драгоценный супруг.
Суета Алика не могла не остаться незамеченной и подняла,
разумеется, волну народного любопытства. Поэтому вскоре все имевшиеся в наличии
участники спектакля тоже топтались поблизости и обменивались мыслями по поводу
случившегося.
– Эти типы меня без ножа режут! – вопил
Будкевич. – Разве можно быть такими вопиюще безответственными?! Где ваш
муж, Мария Кирилловна?
– Алик, ты не представляешь! – трагическим тоном
откликнулась Яблонская, которая была уже в костюме и гриме, как, впрочем, и все
остальные. – В последнее время этот тип совершенно отбился от рук. С
самого начала гастролей он стал просто неуправляемым.
– Я все понимаю, но сейчас «этот тип» куда-то
подевался. Вы не знаете куда? – спросил Алик, стараясь не скрипеть зубами
на весь театр.
– Не удивлюсь, если он бросился в реку, – в
сердцах сказала Маркиза, сердито обмахивая лицо кисточкой. – Здесь есть
какая-нибудь река? Если она глубокая, советую поискать его там, где-нибудь под
мостом.
– Мария Кирилловна! – укоризненно воскликнула
Таня, ненавидевшая жестокость. – Не надо так говорить.
– Надо, – не глядя на нее, отрезала
Яблонская. – Этот клоун только с виду кажется таким милым. На самом деле
он уже давно превратился в сгусток негативной энергии. Я боюсь спать с ним в
одной кровати. Знаете, – она неожиданно повернулась к собеседникам всем
корпусом, резко крутанув кресло, – некоторое время назад он перестал
храпеть.
– Это действительно зловещий признак, –
раздраженно ответил Алик, – но сейчас меня интересует спектакль. Который
начнется… О, Господи!..
– Не волнуйся ты, – бросила Регина, на которой
было платье служанки и те самые туфли, из-за которых Рысаков так долго торчал
вчера в книжном магазине. – Они скоро появятся. У актеров чувство долга
превыше всего. Даже пьяный Тихон не смог ему противостоять, помнишь? На
автопилоте нашел дорогу к сцене.
Рысаков как раз стоял поодаль и смотрел на ноги Регины с
большим неудовольствием. Эти чертовы туфли вызывали у Тихона исключительно
отрицательные эмоции. Он подсознательно чувствовал, что с ними связано что-то
опасное. Они были на женщине, которая последней видела убитого – это ли не
повод для размышления. Теперь Рысаков мучился сомнениями: стоит ли сообщить
данный факт милиции или же все-таки оставить эти мысли при себе?
Несмотря на грозу к главному входу то и дело подъезжали
автомобили. В фойе стал скапливаться озябший народ, который радостно
устремлялся к буфету с горячительными напитками. Когда до начала спектакля
оставалось сорок минут, Будкевич решил ехать в гостиницу. Он схватил мокрый
зонт, сушившийся в углу гримерки, захлопнул его и выскочил вон.
Таня, которая так и не смогла отделаться от своего дурного
предчувствия, подобрала юбки и бросилась вслед за ним. Они неслись по коридору,
громко топая и вспугивая местный обслуживающий персонал.
– Куда?! – кричал Алик, не сбавляя темпа. –
Тебе скоро на сцену выходить!
– Мне не сразу! – отвечала Таня, не желая
отставать. – И до гостиницы ехать пять минут. Я волнуюсь!
В конце коридора их настиг Тихон Рысаков в сценических
штанах и полосатом жилете.
– Я с вами! – закричал он возбужденно. – Мне
кажется, случилось что-то ужасное!
Будкевич досадливо махнул рукой, показывая, что ему уже все
равно. Он рванул дверь черного хода и вывалился на крыльцо, вздрогнув от
холода. Непогода до сих пор не утихла, но теперь это был уже просто проливной
дождь, не вызывавший первобытного страха и дикого восторга. Им сразу же удалось
поймать такси, за рулем которого сидела молодая женщина в летнем берете,
сдвинутом на ухо.
– Гоните! – велел Будкевич, назвав адрес, и машина
рванула с места так, словно ее подхватило вихрем.
Дворники с усилием отгребали воду с лобового стекла, мелькая
вверх и вниз, и Тане казалось, что они работают в унисон с ее колотящимся
сердцем. В салоне пахло мокрой обивкой, духами и сигаретами. Таня закрыла
глаза, представив себе Курочкина, который прыгает с моста в воду. Потом ей
привиделся бегущий под ливнем Таранов и молния, пронзившая его тело. Она
вздрогнула, и ерзавший рядом Рысаков тут же сказал:
