– Да знаю я про эти ножницы – это подарок какой-то
швейной фирмы. Ну? И что с ними не так? – спросила Таня сердито.
Сердилась она оттого, что ей не нравилось обсуждать с кем бы
то ни было свою подругу, а уж тем более в чем-то ее подозревать. Ей хватало и
того, что Белинда явно утаивает что-то про встречу с Романчиковой в кафе. Таня
до сих пор не могла ей этого простить. Она всегда считала, что лучшие подруги
должны рассказывать друг другу все без исключения и вместе находить выход из
всяких неприятных ситуаций. Однако Белинда оказалась крепким орешком, и сколько
Таня на нее ни наседала, та так и не раскололась.
– Так вот, – продолжал повествовать Тихон. –
Пошел я к Белинде и говорю: может, нужно эти туфли проклятые милиционерам
отдать, которые убийство Заречного расследуют? А заодно, говорю, и те ножницы,
которыми ты на них царапину сделала? Чтобы, значит, доказать, что туфли
особенные, меченые? А Белинда вдруг ка-ак на меня накинется! Что я всякую
ерунду выдумываю и сею смуту и что Алик меня за это не похвалит. Я хоть и
растерялся поначалу, но все-таки быстро смекнул, что напугало ее одно из двух:
либо туфли, либо ножницы. И сразу свою теорию решил проверить. Спросил еще раз
про туфли, она на меня рыкнула. Потом снова заикнулся про ножницы и вот…
Тихон замолчал, сделав трагическую паузу и глядя на Таню с
таким сожалением, как будто ей предстояло услышать весть о смерти любимой
собаки.
– И что? – подыграла она, не зная уже, что и
думать.
С одной стороны, дело касалось реального убийства, а с
другой, эта история про ножницы объективно выглядела какой-то глупой.
– Белинда почему-то так испугалась… Как будто я уличил
ее в том, что она этими ножницами пырнула Папу Римского. В общем теперь я все
терзаюсь и мучаюсь… Я же все-таки законопослушный гражданин и известный
человек. Меня каждая собака, которая телевизор смотрит, в лицо знает! И
получается, что я от следствия утаиваю важную информацию.
– Не переживай, Тихон. Получается, что мы все
утаиваем, – подбодрила его Таня. – В конце концов, все, что знаешь ты,
знает еще куча народу. Да вся наша труппа!
– Слушай, чего я, собственно, пришел, – снова
встрепенулся Рысаков. – Я все же думаю, что туфли у Белинды надо
реквизировать. Хочешь – не хочешь, а они являются уликой. Хотя Регина, скорее
всего, уже все следы затоптала. В том смысле, что она в этих туфлях потом на
сцену выходила.
Таня пообещала поговорить и с Аликом, и с Белиндой.
– Да, что-то не удались наши гастроли, –
посетовала она, провожая Тихона до двери.
– Переживем. Главное, чтобы Серафимыч оклемался, –
невесело откликнулся тот. – Все каркал, каркал – и докаркался…
Ордынск, день четвертый
Андриан Серафимович лежал на больничной койке, похожий на
мумию египетского фараона: голова полностью забинтована, повязка сходилась под
подбородком. Холодные лучи утреннего солнца щекотали его расцарапанную щеку.
Мария Кирилловна пустила слезу, глядя на своего несчастного мужа. Будкевич взял
стул, усадил ее рядом с кроватью и сказал:
– Пойду за врачом, надо с ним поговорить.
Дежурный доктор – моложавый подтянутый мужчина лет сорока –
производил приятное впечатление.
– Мы, знаете ли, в милицию обратились. Характер ранения
спорный. Может быть, ваш коллега ударился, когда упал. А может быть, его
ударили. По крайней мере, алкоголем от него не пахло, с сердцем все в порядке.
Ботинки не скользкие, а вполне даже устойчивые, с хорошей прорезиненной
подошвой. Так что пусть следствие разбирается. Все же это не пьяница
какой-нибудь, а артист из Москвы. На нас на всех большая ответственность.
– У него серьезные повреждения? – спросил
Будкевич.
Маркиза сидела молча и на доктора смотрела исподлобья. Это
был один из ее личных методов воздействия на людей.
– Вы не волнуйтесь, все, что нужно, мы сделали, жизни
его сейчас ничто не угрожает.
– Понимаете, доктор, – проникновенно начал
Алик, – мы к вам на гастроли приехали. Скажите, когда он сможет выйти на
сцену? Приблизительно.
– На сцену? – прищурился доктор. – Откуда же
я знаю? Если бы он палец сломал, тогда я бы сказал вам точно. А так… На мой
взгляд, ему бы давно пора очнуться. А он, видите, все еще без сознания.
– А почему тогда он не в реанимации? – допытывался
Алик.
– Его незачем там держать. Все системы функционируют
нормально…
– Вы говорите про моего мужа, как про космический
корабль, – вскинулась Маркиза. – Что нам теперь делать?
– Ждать. Надеяться. Ему сейчас полный покой нужен,
хороший уход.
– Уход-то мы ему организуем, не вопрос. – Что
касалось организации чего-либо, тут Алику не было равных. – Ладно, спасибо
вам, доктор. Кстати, приглашаю вас на наш сегодняшний спектакль.
– А как же… – начал было врач, но Будкевич
решительно прервал его.
– Мы же профессионалы, так что всегда найдем выход.
Приходите, приходите. С семьей или с друзьями. Билеты для вас будут у
администратора.
Алик развил бурную деятельность, нашел для Курочкина сиделку
и велел ей постоянно быть на связи. Лично довез Маркизу до гостиницы, смотался
в театр, а потом явился к Тане.
– Так, – сказал он. – Ты просила
реквизировать туфли Брагиной и сдать их в милицию, правильно я понял?
Таня, которая только что встала и еще даже не успела
почистить зубы, молча кивнула головой, понимая, что ничего хорошего от
Будкевича сейчас не услышит. Зная, что после спектакля актеры обычно ложатся
поздно, он никогда не тревожил своих подопечных до полудня – пусть творческая
личность спит сколько влезет. И раз сегодня Алик заявился с утра, значит, дело
плохо.
– Туфли, знаешь ли, мы не нашли. То есть Регина
уверена, что сдала их Белинде. Белинда это подтверждает. Однако пары на месте
нет. Получается, что мне надо звонить в милицию, выходить на следователей, то
есть самому совать наши головы в петлю. А мне страсть как этого не хочется.
Сама можешь догадаться, какое у меня отношение к следователям. После того как я
сидел за какого-то дядю… И вот я подумал – может, ты все-таки позвонишь своему
другу Дворецкому?
Он шагнул к Тане, взял ее за плечи и легонько встряхнул,
пытаясь убедить в своей правоте:
– Понимаешь, нам нужен кто-то свой! Тот, кому нет
резона задницу перед начальством рвать. Это ведь как знакомый врач – может, и
не больно хороший специалист, зато отнесется внимательно. А нам сейчас
страховка нужна как воздух. Тань, а Тань? Ну, будь человеком. Я понимаю, у тебя
принципы. А у нас чрезвычайная ситуация. Я тебе по гроб жизни благодарен буду.
Когда за Аликом захлопнулась дверь, Таня подошла к зеркалу и
посмотрела на свое взлохмаченное отражение. Конечно, она позвонит Дворецкому. В
конце концов, он же не монстр, чтобы требовать любви в обмен на
профессиональную услугу. Больше того, по сути своей он рыцарь. А рыцари
помогают дамам бескорыстно.
