– Можно сказать и так. В общем, если рисунок не
подделка, то автор этого произведения – Леонардо да Винчи.
На секунду у Наумкина перехватило дыхание и потемнело в
глазах. Чтобы прийти в себя, ему пришлось несколько раз глубоко вздохнуть и
выдохнуть. Затем он попытался что-то сказать, но язык его не слушался.
Несколько минут потребовалось обалдевшему Наумкину для того, чтобы взять себя в
руки. Ольга молча наблюдала за ним с очень серьезным выражением лица. Наконец
Борису Леонидовичу удалось справиться с эмоциями и сформулировать первый
естественный вопрос:
– Ты уверена?
– Почти уверена. Стопроцентный утвердительный или
отрицательный ответ может дать только детальное исследование самого рисунка. Я,
Борь, сама в шоке. Откуда это у нас, кто владелец? Встретить вот так, по
случаю, работу Леонардо – это знаешь ли, можно рассудка лишиться.
– Вот я чуть и не лишился, когда ты сказала. Но почему
именно Леонардо? Там что, инициалы нашлись? Но я все там просмотрел – и ничего!
– Понимаешь, он практически не подписывал свои работы.
Исследователи до сих пор спорят почему. Нет, иногда он подписывал, но без
указания фамилии. Сокращенно – Lo, Leonardo. Но чаще – совсем ничего. Даже на
таких шедеврах, как «Дама с горностаем» или «Поклонение волхвов». Не говоря уж
о множестве его рисунков и рукописей, которые из-за этого многие годы считались
анонимными. Каприз гения, или, может быть, что-то иное, не знаю. Это ведь был
человек-загадка. Знаешь, как он экспериментировал с зеркальным отражением?
Фрагменты картин, рукописи писал… Обалдеть можно.
Наумкин тут же вспомнил про изображенные на рисунках цветы в
зеркальном отражении и непроизвольно вздрогнул. Потом спросил:
– Почему ты решила, что это именно он? Манера? Или
узнала саму работу?
– Видишь ли, какая штука. Манера – да, но фрагменты
больно маленькие, ничего утверждать нельзя. Тем не менее есть одна вещь…
Короче, мастер часто не ставил подпись, но зато, абсолютно в своем стиле,
оставлял зрителям некие опознавательные знаки. И если внимательно присмотреться
к его работам, то можно обнаружить, например, символическую взлетающую птицу. И
таких знаков немало. Вот поэтому серьезные исследователи и полагают, что
какие-то неизвестные его работы вполне могут обнаружиться еще и в далеком
будущем.
– А здесь ты что нашла? – замирая от волнения,
спросил Борис Леонидович.
– Вот смотри, – Оля ткнула ноготком в одну из
лежащих на столе фотографий.
Внимательно вглядевшись в рисунок, Наумкин ахнул –
действительно, в том месте, куда показывала Ольга, из хитросплетений
карандашных линий, так хорошо, казалось, ему знакомых, вдруг как в сказке
возник образ расправившей крылья птицы. Некоторое время в комнате висела
напряженная тишина. Потом Наумкин спросил:
– Как ты думаешь, я могу им определенно сказать, что
это Леонардо?
– Не знаю. Я вот сейчас о другом подумала – не
фальсификация ли все это. Но с другой стороны – зачем тогда было тебя
привлекать? Ты же не можешь выступить экспертом, дать официальное заключение.
Скорее всего, люди действительно не знают, что у них в руках. С ума сойти! Ведь
если нашелся неизвестный рисунок Леонардо – это же мировая сенсация.
«Знала бы ты, милая, что в действительности
происходит», – с тоской подумал Наумкин. – Тут же целая куча
рисунков. Если учесть те, что проданы».
Проданы! Четыре бесценных рисунка проданы за гроши! Идиот,
какой идиот! Не мог удержаться, продал шедевры за бесценок!
– Что с тобой? – забеспокоилась Ольга, увидев, что
Борис Леонидович вдруг сильно побледнел. – Тебе нехорошо?
– Нет, ничего. Слушай, а сколько это может стоить? Вот
такой рисунок, если он и правда написан Леонардо?
– Не знаю точно, но это большие деньги. На моей памяти
Леонардо не продавался и не покупался, даже на черном рынке. Впрочем, совсем
недавно была история, вероятно, сопоставимая. В архивах Ватикана нашли
зарисовку одной из деталей купола базилики собора Святого Петра в Риме,
сделанную рукой Микеланджело. Исследователи считают, что это его последний
рисунок. Не слышал? Об этом много писали. Так вот, в связи с этим газеты
напомнили другую похожую историю. В 2002 или 2003 году, точно не вспомню, в
запасниках Национального музея дизайна в Нью-Йорке тоже случайно был найден
другой рисунок мастера. Он находился среди полотен неизвестных авторов эпохи
Возрождения. Этот рисунок, как выяснилось, был куплен музеем еще в 1942 г.
всего за 60 долларов. А теперь он оценивается минимум в 10–12 миллионов.
Тут Борису Леонидовичу сделалось совсем худо, и он даже
застонал.
– Борь, да ты что? – испугалась Ольга. –
Нельзя же принимать все так близко к сердцу. Ну, даже если он и настоящий –
тебе что? Пусть твои клиенты сами решают, как быть дальше. Хотя официальную
экспертизу – можно им помочь. Только подскажи им, что появление на рынке таких
шедевров потребует от владельцев некоторых объяснений. И абсолютной их
благонадежности. Иначе возникнут серьезные проблемы. Разговор о происхождении
неизвестного шедевра – вещь деликатная. А лучше, бери-ка ты свой гонорар и живи
спокойно.
Но именно с этой минуты жизнь Бориса Леонидовича
окончательно и бесповоротно превратилась в кошмар.
Оля проводила Наумкина на вокзал и потребовала, чтобы тот
обязательно приехал к ней на Новый год. «Если только не женишься!» – добавила
она строго.
Но Борису Леонидовичу было уже не до нее. Он с трудом нашел
в себе силы доиграть роль до конца. Улыбался, шутил, обещать звонить, писать
электронные послания, приезжать и даже – не жениться. На это, видимо, ушли
последние его жизненные силы. Мысль о том, что он попросту выбросил на ветер
минимум сорок миллионов, активно завершала разрушение его уже и без того
ослабленного организма.
* * *
«У вас инсульт, в тяжелой форме, с осложнениями, –
услышал он мягкий женский голос. – Так что лежите спокойно, не волнуйтесь
и не напрягайтесь. Мы постараемся сделать все, что возможно».
«Хорошенькое дело, – подумал Наумкин. – Какой еще
инсульт? Я в больнице, это ясно. А как же дом? И где рисунки?» Эта мысль ожгла
мозг, и он застонал от нахлынувшей боли. Казалось, тело разваливается на куски.
Так, они сказали не волноваться. Кто сказал? Наверное врач. Хорошо, волноваться
не надо, а то быстро не выпишут. Так где же рисунки? Он стал лихорадочно
восстанавливать в памяти картину происшедшего. По всему выходило, что рисунки
остались в том самом пиджаке, в котором он их всегда носил и который повесил в
шкаф перед тем, как лечь на диван. Надо полагать, пиджак так и висит дома, а
он, Наумкин, лежит здесь, в больнице. И рисунки стоимостью минимум в двадцать
миллионов долларов никто не охраняет. И если в его отсутствие залезут воры или
любопытные соседи… Дикая боль расколола мозг Бориса Леонидовича, и он вновь
впал в забытье.
Всю следующую неделю Наумкин пытался сосредоточиться,
осмыслить случившееся и проанализировать свои перспективы.
