– И тогда она подумала про Курочкина, который тайком от
жены прятал сигареты в театральном реквизите, – продолжила его мысль
сообразительная Таня.
– Точно, – поддакнул Дворецкий. – Почему-то
она решила, что Курочкин тоже курит именно травку и стырила один за другим все
его портсигары. Наверное, она решила, что мужчина, который столько лет способен
существовать рядом с Маркизой, может быть либо помешанным, либо наркоманом.
– Какой ты циник! – с неудовольствием сказала
Таня, представив себе лицо той преобразившейся Маркизы, которую они недавно
видели вместе с Дворецким.
– В общем, Будкевич сразу догадался, чьих это рук дело,
портсигары у Анжелы отобрал и спрятал в своем номере. Потому что понимал, что
если о ее проделках станет известно, то скрыть пристрастие Анжелы к наркотикам им
уже не удастся. На этой почве Будкевич с Анжелой поссорились, и та побежала
искать утешения у Таранова. Потому что он единственный, кто знал и о ее романе
с Будкевичем, и о травке.
– Надо же, а я…
– А ты ревновала, – усмехнулся Дворецкий. –
Знаешь, ты так здорово помогала мне в распутывании всей этой истории, и я
просто не могу поверить, что ты настолько плохо разбираешься в людях.
– Да уж, – вспыхнула Таня, привычно проклиная
румянец, который всегда, всегда выдавал ее в самый неподходящий момент.
– Да ты не смущайся, я давно уже все понял про вас с
Тарановым. И знаешь, что я тебе скажу? Это очень хорошо. Потому что я тоже
люблю другую.
– Морошкину? – испуганно посмотрела на него Таня.
– Нет, не Морошкину. Господи, Таня, ты действительно
ничего не смыслишь в людях! К сожалению, я уверен, что эта женщина тоже не
догадывается о моих чувствах, потому что романтики в ней столько же, сколько в
дверном косяке.
Таня хлопнула Дворецкого по плечу и расхохоталась так, что у
нее из глаз тут же потекли слезы. Нервное напряжение, которое не отпускало ее в
последние дни, получило толчок и теперь вырвалось наружу.
С трудом успокоившись, она вытерла салфеткой глаза и снова
приготовилась слушать.
– Теперь расскажи мне, как ты подстроил ловушку
напарнице Будкевича. В смысле Вадику Веленко. У меня до сих пор не укладывается
в голове то, что именно он оказался убийцей. Он в последнее время мне даже
нравился. Да, видимо интуиция у Белинды развита гораздо лучше, чем у меня.
– Хочется надеяться, – проворчал Дворецкий. –
Однако вернемся к нашим баранам, то есть к ловушке. В тот момент я и сам был
уверен, что речь идет о женщине. Я думал, что узнав о том, что его хотят
допросить, Алик немедленно свяжется с ней, потому что, по моим расчетам,
женщина эта не принадлежала к актерской труппе. Он должен был предупредить ее
об опасности. Велеть ей затаиться.
– И когда же ты догадался, что это не женщина?
– Когда мы с тобой зашли к Яблонской. Она сказала
что-то про неправильный основной посыл. Когда я начал размышлять над первым
убийством и представлял себе, как преступник проник к Романчиковой, я решил
тогда, что к ней пришла женщина, переодетая мужчиной. На самом деле было все
наоборот! Это был мужчина, переодетый женщиной!
И писателя тоже убил мужчина, переодетый женщиной! Не было
никакой напарницы! Был только Веленко. Блестящий актер, который имитировал
голос Заречного в то время, когда тот был уже мертв. Он ловко обманул
охранников, которые в один голос утверждали, что когда журналистка уезжала,
хозяин тепло с ней попрощался.
Могу поспорить, что с Романчиковой по домофону Веленко
заговорил голосом Будкевича. Поэтому она и впустила его!
– Откуда он узнал ее адрес? Ведь она жила у сестры!
– От Будкевича, разумеется. Вечером во время банкета Алик
и мэрша много общались, она прониклась к нему симпатией. Он морочил ей голову
совместной культурной программой. Чтобы обсудить подробности, она пригласила
его на чашку кофе. Вернее, я подозреваю, что он сам напросился…
– Слушай, я так и не могу понять той роли, которую
сыграл во всем этом деле Алик. Чего он хотел? Какие цели преследовал? Кажется,
он имеет отношение к каждому происшествию, которое с нами приключилось. Слава
Богу, что хоть не к моему похищению!
– Ты в общем-то недалека от истины. Я сейчас тебе все
объясню. Помнишь, мы говорили про дядюшку вашего режиссера, Бориса Леонидовича
Наумкина?
– Который замыслил изъять у Романчиковой и Заречного
какие-то предметы искусства? – спросила заинтригованная Таня.
– Это я так думал, а на самом деле это они, так
сказать, изъяли предметы искусства у него. Я пока еще не знаю всех деталей
этого дела, но вкратце вот как все происходило. Наумкин откопал где-то
несколько рисунков старого итальянского мастера и решил на них хорошо
заработать. Продал одну пару рисунков Заречному, а вторую – Романчиковой. Они
же были коллекционерами, поэтому отвалили Наумкину неплохие деньги. Только
неугомонный дядюшка, у которого оставалась еще одна пара, в итоге все же
выяснил, кто на самом деле был автором этих рисунков, и вот тут-то его и разбил
паралич.
– Но почему?! – воскликнула Таня, глядя на
рассказчика во все глаза.
– А потому, что если я все правильно понял, то скоро
мир искусства будет потрясен великим открытием неизвестных доселе рисунков
Леонардо Да Винчи, вот! – выпалил Дворецкий с такой гордостью, как будто
именно ему принадлежит честь этого открытия.
Таня была так потрясена, что сидела, раскрыв рот, и не могла
вымолвить ни слова.
– Ну хорошо, – наконец обрела она дар речи. –
А с Будкевичем-то что?
– Да все очень просто. Дядя вызвал племянника к себе,
рассказал про картинки стоимостью в несколько миллионов и попросил найти для
них покупателя. Ну, заодно упомянул про те несколько штук, которые уже продал
по глупости. В общем, у Будкевича возникла мысль собрать все рисунки вместе, а
потом уже выходить с ними на рынок. Он действительно нарочно спланировал
гастроли так, чтобы иметь возможность побывать и в Перегудове, и в Ордынске.
Мне он сказал, что надеялся вступить с владельцами рисунков в переговоры и
постараться уговорить их либо продать ему рисунки, либо как-нибудь выманить их
хитростью. Четкого плана у него не было, но поначалу все складывалось для него
на редкость удачно.
– Ну еще бы, – встряла Таня, – Романчикова
легко попала в его сети. Он усердно обхаживал ее на банкете, а потом еще и
Таранова ей подбросил.
– Вот-вот! – подхватил Дворецкий, который
неожиданно для себя увлекся разговором. – И все было бы замечательно, если
бы Валентину Васильевну не убили. Будкевич растерялся. Он уже понимал, что
первая пара рисунков от него уплыла, но придумать пока ничего не мог и
сосредоточился на Заречном. Однако до писателя он вообще не добрался – того
убили еще до того, как Будкевич успел с ним познакомиться.
– А как о рисунках узнал Вадик? – спросила Таня.
