Таранов оперся одной рукой о стену и обиженно сказал:
– Ну, так уж и пьяный! Выпил чуток для храбрости… Я
боялся, ты опять не захочешь со мной разговаривать…
– То есть с пьяным захочу, а с трезвым не
захочу? – сердито спросила Таня.
– Тань, я так тебя люблю! – признался Таранов
слегка заплетающимся языком. – Я люблю тебя давно и очень сильно. Вот!
– А ты уверен, что до завтра не забудешь то, что сейчас
сказал? – спросила Таня, еле сдерживая желание кинуться к Таранову с
поцелуями.
– Абсолютно уверен! Я ж коньяк пил, а не водку.
– Ну что ж, это обнадеживает, – улыбнулась Таня.
– Слушай, Тань, а можно я сяду? – жалобно попросил
Таранов. – А то у меня коленки дрожат от пережитого волнения.
– Можно, – разрешила Таня, и ее гость не слишком
уверенной походкой направился к дивану.
– А теперь скажи, как ты ко мне относишься? – с
трудом пытаясь сфокусировать взгляд, спросил Таранов.
Это был очень важный вопрос, и Таня что-то на него ответила.
Только он не разобрал – что. Зато увидел, КАК она улыбается, и это окончательно
примирило его с жизнью.
Тем временем Дворецкий с пристрастием допрашивал Белинду.
Вернее, это был даже не допрос, а избиение младенцев.
– Белла, вы врушка! – наседал он. – Вы
придумали какую-то чушь про порванные чулки Романчиковой. Тогда как на самом
деле на свидание она ходила вообще без чулок. Она не могла вас спросить,
поехали чулки или нет. Понимаете, да? Их просто не было.
– Мало ли что одна женщина может спросить у другой! Вы
преступника поймали? Поймали. Чего вам от меня надо?
– Мне надо знать, куда вы дели ножницы.
– Какие такие ножницы?
Дворецкий хмыкнул. А ведь Рысаков был прав. Как только речь
зашла о ножницах, бедняга просто с лица сошла.
– Ножницы, которые хранились в бархатном
футляре, – не отставал он.
Белинда прикусила губу и задрожала подбородком. Дворецкий
никогда раньше не видел, чтобы она плакала. Не считая того случая, когда она
специально пустила слезу, чтобы разжалобить Таню.
– У меня их украли…
– А почему вы плачете? – спросил Дворецкий,
подходя к ней на непозволительно близкое расстояние.
Втайне он рассчитывал, что сейчас она бросится ему на грудь
и, рыдая, выложит правду, какой бы она ни была.
– Так почему вы плачете? – неожиданно ласково переспросил
он.
– Потому что мне жалко, что их украли! – злобно
ответила Белинда и шмыгнула носом.
– А! – разозлился Дворецкий. – Будете
продолжать упрямиться, я упеку вас за решетку.
– Не имеете права! – Белинда выпятила грудь, и ее
противник нервно сглотнул.
– Еще как имею. Я подозреваю, что вы этими ножницами
кого-нибудь убили. Говорят, вы не женщина, а ураган в юбке. Запросто могли
кого-нибудь прикончить просто потому, что у вас руки-крюки!
– Это у меня крюки?!
– Говорите сейчас же, что произошло! Я не могу заводить
серьезные отношения с женщиной, которая подозревается в противоправных
действиях!
– Почему вы на меня все время орете?!
– Потому что вы все время выставляете колючки.
Белинда некоторое время молчала, переводя дыхание, потом
удивленно спросила:
– Что вы там сказали насчет серьезных отношений?
Дворецкий усмехнулся, копчиком почувствовав, что он уже
победил.
– Сказал, что хочу их с вами завести. И это чистая
правда. Не юмор и не прикол.
– А если мы заведем отношения, вы меня защитите? –
спросила Белинда, глядя на него снизу вверх. Во взгляде читалась затаенная
надежда.
– Господи, что же вы такое сделали-то?! – не
удержался от вопроса Дворецкий. И тотчас добавил: – Конечно, защищу. Еще бы! Вы
мне так сильно нравитесь, что я готов на все.
И вот тут она все-таки бросилась ему на грудь. В ее
организме накопился такой запас слез, что рубашка Дворецкого вымокла в два
счета.
– Я знала, что Романчикова назначила Таранову
свидание-е-е… – принялась объяснять бедняжка сквозь рыдания. – И я
ради Тани решила его расстро-о-о-ить…
– Взяла ножницы, – подсказал Дворецкий не без
внутреннего трепета. – И…
История оказалась ужасно глупой. Белинда взяла ножницы и
принялась резать газеты. Из вырезанных слов она составила записку угрожающего
содержания, которую собиралась подсунуть мэрше. Мэрша должна была испугаться,
ведь в записке говорилось, что на нее готовится покушение в кафе. Белинда
рассчитывала, что испугавшись, Романчикова бросит Таранова одного и уедет,
спасая свою шкуру. Свидание расстроится, и Таня с Тарановым будут счастливы.
Подготовив записку, Белинда выследила Таранова и проникла в
кафе. Когда Романчикова вошла в дамскую комнату, она шмыгнула вслед за мэршей и
подсунула записку под дверь кабинки. Выйдя из туалета, Романчикова наткнулась
на Белинду и сразу спросила, не видела ли та здесь кого-нибудь подозрительного.
Белинда ответила отрицательно. А потом вместо того, чтобы побежать с запиской к
своему шоферу и телохранителю, Романчикова снова отправилась за свой столик.
Конечно, она расстроилась.
А Белинда была раздосадована тем, что ей не удалось
разлучить мэршу и Таранова. Однако досада сменилась полной паникой, когда она
узнала, что Романчикову убили! Она была уверена, что в ее записку сразу
вцепятся следователи и что автора этой записки будут искать. Да еще как искать!
В ужасе Белинда уничтожила единственную улику, связывающую ее с запиской –
ножницы, которыми она вырезала буквы из газет. Любое упоминание этих ножниц
наводило на нее панический страх.
– Белинда, прекрати рыдать, – приказал Дворецкий,
ненавязчиво переходя на «ты». – Из-за того что ты плачешь, я не могу тебя
поцеловать.
– Почему? – прогундосила она ему в рубашку.
– Потому что у тебя заложен нос, и если мы начнем
целоваться, ты попросту задохнешься.
– Ладно уж, я перестану, – пробормотала она,
теребя его пуговицу.
В этот момент у Дворецкого в кармане зазвонил телефон. Обняв
Белинду одной рукой и крепко прижав к себе, он достал аппарат и приложил к уху.
Выслушал все, что ему сказали, спрятал телефон в карман и задумчиво
пробормотал:
– Кредитная карточка жены Барабанова в руках бывшей
сиделки Курочкина… Нет-нет, это мне не по зубам. Это как-то уж слишком сложно…
Конечно, возможно, что кто-то из них кого-то убил… А возможно, это просто цепь
совпадений…
Голова у него шла кругом, и ему никак не удавалось
сосредоточиться. Да ему и не хотелось сейчас сосредотачиваться на работе.
