Присутствующие закивали в знак одобрения, оценив широкий
жест Будкевича, который знал о тонкостях гастрольного быта артистов не
понаслышке.
– Личные контракты я раздам вам сегодня же. О размере
гонорара с каждым буду беседовать отдельно. Вопросы?
Вопрос возник мгновенно, причем у всех один и тот же:
сколько заработают другие? Хотя вслух задать его никто так и не решился, поле
напряженности было создано сразу же. Алик Будкевич мгновенно это почувствовал
и, примирительно подняв руку, сказал:
– Каждый получит согласно таланту и занятости в
спектаклях. А так как вы все у меня талантливы и предельно загружены, то смею
надеяться, недовольных не будет.
Таня не очень-то вслушивалась в слова режиссера. В настоящий
момент ее заботил грядущий разговор с Дворецким. Тот сидел рядом и, казалось,
не дышал. Он был так напряжен и сосредоточен, что Таня сразу поняла, зачем он
явился. Вообще-то женщину невозможно застать врасплох предложением руки и
сердца, и звон свадебных колоколов она улавливает издалека. Но Таня уже однажды
отказала теткиному кумиру, поэтому была уверена, что второй попытки не будет.
Сейчас она поняла, что ошиблась, недооценив упорства своего воздыхателя.
– Таня, – громким шепотом сказал Дворецкий, не в
силах больше выносить пытку ожиданием. – Ты должна понимать, что мои
намерения действительно серьезны. К вечным ценностям я отношусь с уважением.
Таранов вряд ли мог разобрать слова, однако мгновенно уловил
интимные интонации. Резко обернувшись, он посмотрел на Дворецкого в упор.
– Что? – довольно грубо спросил тот.
– А ничего! – не менее грубо ответил Таранов и
скорчил презрительную гримасу.
– Лицо дано человеку не для того, чтобы он
кривлялся, – вполголоса заметил Дворецкий. – А артисту тем более.
Таранов охотно вступил в перепалку.
– А для чего ж еще? – с вызовом спросил он.
Сидевший поблизости Тихон Рысаков немедленно встрял в
дискуссию:
– Для того чтобы он им дышал и ел!
– И еще слушал, господин хороший, – раздался сбоку
грозный голос Маркизы. – У вас для этого в ушах две дырки просверлены! Мы
тут на собрании, а не на лодочной прогулке. Тут важные вопросы решаются.
– Я знаю, знаю. Про кефир, – пробормотал Тихон, не
рискнувший однако вступать в открытую конфронтацию с Яблонской.
– А вы сидите тут и извергаете на всех поток своего
красноречия, – не унималась та. – Не зря вам дали в глаз!
– Да я молчу, молчу. Я уже практически потухший вулкан,
не орите на меня.
– Я ору только на стадионе, когда болею за любимую
команду.
– Мария Кирилловна! – простонал Будкевич, взявшись
за голову. – Вы не даете мне цивилизованно завершить выступление. Я хочу,
чтобы артисты ушли готовиться к поездке в хорошем настроении.
Артисты начали подниматься со своих мест, потягиваясь и
поглядывая по сторонам. Отчетливо ощущалось, что сомнения по поводу справедливого
распределения гонораров рассеяны не до конца. Новорожденный коллектив напрягся
в преддверии сплетен и интриг. Первой обозначила конфликт все та же Маркиза.
– Прохоровой небось по высшему разряду положит, –
обращаясь к мужу, констатировала она, когда актеры уже потянулись к выходу.
Произнесла негромко, но с расчетом, чтобы окружающие ее
услышали.
У самой молодой в труппе актрисы Анжелы Прохоровой было два
неоспоримых преимущества – красота и богатые родители. В дополнительных
заработках как раз она-то и не нуждалась. Роль у нее была крошечная, и в
антрепризу ее привело исключительно любопытство, желание расширить
профессиональные горизонты.
Андриан Серафимович мгновенно откликнулся на реплику жены:
– Это уж как водится – деньги к деньгам. Но и внешность
– не последнее дело.
– Внешность! – насмешливо обронила
Яблонская. – Внешность проходит, а вот бесталанность остается.
Анжела проигнорировала выпад в свой адрес и, с независимым
видом продефилировав мимо, направилась к припаркованному на стоянке новенькому
джипу.
– Да и Татьяну свою не забудет, по старой дружбе. Ее-то
он сразу пригласил, а о нас еще раздумывал, – продолжала Маркиза, стреляя
глазками по сторонам в надеже увидеть реакцию коллег. Но коллеги, почтительно
огибая супругов и кивая им на прощание, быстренько утекали на улицу. Гастроли
начинались.
* * *
– А что у тебя с режиссером? – спросил Дворецкий с
мрачным видом.
Выйдя из театра, они тут же увидели Белинду, которая с
сигаретой в руке прогуливалась вокруг большой клумбы с бархатцами. Цветы,
разомлевшие от солнечного тепла, источали пряный медовый аромат, который
смешивался с сигаретным дымом и озадачивал пчел.
До сих пор Дворецкий и Белинда еще ни разу не встречались,
хотя, естественно, были наслышаны друг о друге. Пожимая протянутую для знакомства
руку, Белинда разглядела в глазах Дворецкого досаду, и сразу сообразила, что
именно она является ее причиной. Должно быть, этот тип приехал с намерением
серьезно поговорить с Татьяной, а она сбила его с мысли.
Борясь с желанием принять непосредственное участие в
событиях, она фальшиво улыбнулась и разрешила:
– Вы тут пообщайтесь пока, а я просто покурю в
сторонке.
Дворецкий внимательно посмотрел на Таню, как будто хотел
убедиться, осознает ли она всю важность того, что он собирается ей изложить. Лицо
девушки было серьезным, но спокойным, и так ничего и не поняв, Дворецкий
ринулся в бой.
– Ты прости, что я вот так прямо спрашиваю, –
начал он, подходя к Тане поближе. – Но я стою на распутье и должен принять
решение, основываясь на точной информации.
Белинда, которая болталась поблизости и откровенно
подслушивала, завела глаза к небу:
– Боже, где ж это таких производят? На заводе
калькуляторов, что ли?
Потом, испугавшись, что ее могли услышать, она с подозрением
огляделась по сторонам. Кажется, на ее реплику никто не обратил внимания, и она
продолжила свой променад вдоль клумбы.
– Эта женщина с такой вот прической, – Дворецкий
понизил голос и, воздев руки над головой, изобразил башню, – она
намекнула, что режиссер к тебе неровно дышит.
– По-моему, ты делаешь из мухи слона, – тотчас
рассердилась Таня. – Это самая примитивная и пошлая сплетня – про актрису
и режиссера, я ненавижу такие разговоры. А с Аликом мы знакомы сто лет, и мы
сто лет с ним друзья. И вообще… Я не очень понимаю, с какой стати мы сейчас
обсуждаем мою личную жизнь?
Это был открытый вызов, и Дворецкий немедленно его принял.
– Ты мне очень нравишься, Таня, – сказал он
проникновенно. – Я постоянно думаю о том, какая из нас получилась бы
великолепная семья.