Книга Цинковые мальчики, страница 20. Автор книги Светлана Алексиевич

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Цинковые мальчики»

Cтраница 20

Главный герой. Да, я убивал, я весь в крови… Но он лежал… мой друг, он мне братом был… Отдельно голова, отдельно руки, ноги… Сдёрнутая кожа… Я попросился сразу опять в рейд… Увидел в кишлаке похороны… Было много людей… Тело несли в чем-то белом… Я хорошо в бинокль их всех видел… И я приказал: «Стрелять! Прямо по похоронам – огонь!!»

Да, я убивал, потому что хотел жить. Хотел вернуться…

Нет, зачем? Зачем ты из меня это тащишь? Я только недавно перестал ночью думать о смерти. Три года каждую ночь выбирал, что лучше: пулю в рот или на галстуке повеситься?.. Опять эта резкая вонь колючек… От неё можно сойти с ума… – и гудок в трубке…

Автор. Почему мне кажется, что я его знаю давно? Что я уже слышала этот голос?

* * *

«Как во сне… Как будто я где-то это смотрел… В каком-то фильме… Такое теперь ощущение, что никого не убивал…

Сам поехал. Попросился добровольно. Хотел испытать себя, на что я способен. У меня большое «я». Учился в институте, там себя не покажешь, не узнаешь, кто ты. Хотел стать героем, искал случая стать героем. Ушёл со второго курса. Говорят: мужская война… Мальчишеская война… Воевали одни мальчики… Недавние десятиклассники… Для нас это как игра. Очень важно было твоё самолюбие. Твоя гордость. Смогу или не смогу. Он смог. А я? Мы этим были заняты, а не политикой. Я с детства готовил себя к каким-то испытаниям. Джек Лондон – мой любимый писатель. Настоящий мужчина должен быть сильным. Сильными становятся на войне. Моя девушка отговаривала: «Представь себе, чтобы что-нибудь подобное сказал Бунин или Мандельштам». Из друзей никто меня не понял. Кто женился. Кто восточной философией занялся. Кто – йогой. Один я – на войну.

…Вверху выгоревшие на солнце горы… Внизу девочка покрикивает на коз… Женщина вешает бельё… Как у нас на Кавказе… Даже разочаровался… Ночью – выстрел в наш костёр: поднял чайник, под чайником пуля лежит. В переходах жажда, мучительная, унизительная. Кажется, у тебя полный рот песка. Лизали росу, лизали собственный пот… Мне жить надо. Я жить хочу! Поймал черепаху. Острым камешком проткнул горло. Пил кровь черепахи. Другие не могли. Никто не мог.

Понял, что способен убить. В руках – оружие. В первом бою видел, как у некоторых бывает шок. Теряют сознание. Некоторых рвёт даже при воспоминании, как они убивали. Разрывается человеческий мозг… По человеческому лицу течёт человеческий глаз… Я выдерживал! Был среди нас охотник, хвастался, что до армии убивал зайцев, валил диких кабанов. Так вот, его всегда рвало. Животное убить одно, человека – другое. В бою становишься деревянным… Холодный рассудок… Расчёт… Мой автомат – моя жизнь… Автомат прирастает к телу… Как ещё одна рука…

Там была партизанская война, большие бои – редкость. Всегда: ты и он. Становишься чутким, как рысёнок. Пустил очередь – он сел. Ждёшь. Кто теперь? Ещё не услышал выстрела, а уже чувствуешь, как пролетела пуля. От камня к камню ползёшь… Таишься… Гонишься за ним… Как охотник… Весь – пружина… Не дышишь… Ловишь какой-то миг… Если бы сошлись, мог бы убить прикладом. Убиваешь – ощущаешь, что ты жив! Я – снова жив! Радости убить человека нету. Убиваешь, чтобы вернуться домой.

Убитые разные. Одинаковых нет… Лежат в воде… В воде что-то происходит с мёртвым лицом, какая-то улыбка у них у всех. После дождя они лежат чистые. Без воды, в пыли, смерть откровеннее. Форма на нем новенькая, а вместо головы сухой красный лист… Раздавило, расплющило, как ящерицу… Но я-то жив! Сидит у стенки… Возле дома… Рядом орехи наколоты… Видно, кушал… С открытыми глазами… Некому было закрыть… После смерти… Десять – пятнадцать минут… Можно закрыть глаза… Потом нет… Но я-то жив! Другой нагнулся… Ширинка расстёгнута… По нужде вышел… Как жили в тот момент, так и лежат… Но я-то жив! Готов потрогать себя, удостовериться… Птицы не боятся смерти. Сидят смотрят. Дети не боятся смерти. Тоже сидят, смотрят спокойно, с любопытством. Как птицы. В столовой ешь суп, глянешь на соседа и представляешь его мёртвым. Одно время на фотографии близких не мог смотреть. Вернёшься с задания – детей, женщин встречать невыносимо. Отворачиваешься. Потом проходит. Бежишь утром на физзарядку – штангой занимался. Думал о форме, каким вернусь. Не высыпался, правда. Вши, особенно зимой. Матрацы дустом обсыпали.

Страх смерти я узнал дома. Вернулся, у меня родился сын. Страх: если я умру, мой сын будет расти без меня. Семь пуль своих запомнил… Могли, как у нас говорили, отправить к «верхним людям»… Прошли мимо. Даже такое чувство, что недоиграл… Недовоевал…

Вины на мне нет, кошмаров не боюсь. Всегда выбирал честный поединок: он и я. Когда увидел, как бьют пленного… Бьют вдвоём… А он связанный… Лежит как тряпка… я их разогнал, не дал бить… Таких презирал… Берет автомат и стреляет в орла… В морду одному заехал… Птицу – за что? Что она ему сделала?

Родные спрашивали:

– Как там?

– Ладно. Извините. Потом расскажу.

Окончил институт. Работал инженером. Я хочу быть просто инженером, а не ветераном афганской войны. Вспоминать не люблю. Хотя я не знаю, что будет с нами, с поколением, которое выжило. Впервые так выговорился… Как в поезде… Сошлись незнакомые люди, поговорили и вышли на разных станциях… Руки у меня дрожат… Почему-то волнуюсь… А мне казалось, что я легко вышел из игры… Будете писать, моей фамилии не называйте… Я ничего не боюсь… Но я не хочу во всей этой истории находиться…»

Сержант, командир взвода пехоты


«В декабре у меня намечалась свадьба, а в ноябре я уехала в Афганистан. Призналась жениху – рассмеялся: „Защищать южные рубежи нашей Родины?“ А когда поверил, что не шучу: „Тебе что, здесь спать не с кем?“

Ехала сюда, думала: «Не успела на БАМ, на целину, повезло – есть Афган!» Я поверила песням, которые привозили ребята, целыми днями крутила:


На афганской земле

За прошедшие годы немало

Разбросала по скалам

Россия своих сыновей…

Была книжная московская девочка. Мне казалось, что настоящая жизнь где-то далеко. И там мужчины все – сильные, женщины – красивые. Много приключений. Хотелось вырваться из привычного…

Три ночи добиралась до Кабула, не спала. На таможне решили: нанюхалась. Помню, со слезами кому-то доказывала:

– Я не наркоманка. Я спать хочу.

Тащу тяжёлый чемодан – мамино варенье, печенье, и никто из мужчин не поможет. И это не просто мужчины, это молодые офицеры, красивые, сильные. А за мной всегда ухаживали мальчики, боготворили. Искренне удивилась:

– Поможет кто-нибудь?!

Они так на меня посмотрели…

Ещё три ночи сидела на пересылке. В первый же день подошёл прапорщик:

– Хочешь остаться в Кабуле, приходи ночью…

Толстенький, упитанный, по кличке, как потом девчонки шепнули, Баллон.

Взяли меня в часть машинисткой. Работали на старых армейских машинках. В первые же недели в кровь разбила пальцы. Стучала в бинтах – ногти отделялись от пальцев.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация