– Да она счастливый человек. И она не боится быть счастливой.
– Вот в Библии… Бог не назван ни добротой, ни справедливостью… Он назван любовью…
– Даже батюшка… Приходит и подает мне руку через решетку и как можно скорее ее убирает, ему незаметно, а я это вижу. Все понятно – на моих руках кровь… А она стала женой убийцы, доверилась ему, хочет разделить с ним все. И каждый из нас теперь думает: значит, не все кончено. Если бы я о ней не узнал, насколько бы мне было тяжелее здесь.
– Какое их ждет будущее? Ни одной гадалке не дам ломаного гроша…
– Уроды! Какие могут быть чудеса? Жизнь – это не белый корабль с белыми парусами. Это куча говна в шоколаде.
– То, чего она ищет, чего ей надо, ни один человек на земле не даст – только Бог.
Их венчали в тюрьме. Все было как Лена себе и представляла: блеск свечей, золотые колечки… Церковный хор пел: «Исаия ликуй…».
Священник: «Имеешь ли ты, Владимир, свободное и доброе желание и твердое намерение взять себе в жены сию Елену, которую здесь видишь перед собой?»
Жених: «Имею, честный отче».
Священник: «Не обещался ли другой невесте?»
Жених: «Не обещался, честный отче».
Священник: «Имеешь ли ты, Елена, свободное и доброе желание и твердое намерение взять себе в мужья сего Владимира, которого видишь перед собой?»
Невеста: «Имею, честный отче».
Священник: «Не обещалась ли ты другому мужу?»
Невеста: «Не обещалась, честный отче».
Господи, помилуй…
Через год мы с Ирой Васильевой снова встретились.
Ее рассказ
– Наш фильм показали по центральному телевидению… Пришли письма от зрителей. Я обрадовалась, но… Что-то не так с миром, в котором мы живем. Как в том анекдоте: люди-то у нас добрые, а народ злой. Запомнилось: «Я – за смертную казнь, за утилизацию человеческих отбросов», «Таких уродов, как ваш герой, супермен-убийца, публично четвертовать надо на Красной площади, а в промежутках рекламу сникерса вставлять», «На органы их… пусть на них новое лекарство и химию испытывают…». Если заглянуть в словарь Даля, слово «доброта» от слова «добровать» – жить в обилии, добре… это когда есть прочность и достоинство… А всего этого у нас нет. Зло не от Бога. Слова святого Антония Великого: «Бог не есть виновник зла. Он даровал человеку разум, способность различать добро и зло…». Правда, были… помню и прекрасные письма, как это: «После вашего фильма я поверила в любовь. Кажется, Бог все-таки есть…».
Документ – это интрига… и ловушка… Для меня в документальном жанре есть один, я бы сказала, врожденный изъян: фильм снят, а жизнь продолжается. Мои герои не выдуманные, они живые, реальные люди, и они не зависят от меня – от моей воли, моих представлений или моего профессионализма, мое присутствие в их жизни случайно и временно. Я не свободна так, как они. Если бы могла… Я бы всю жизнь снимала одного человека. Или одну семью. Изо дня в день. Вот ведут ребенка за руку… едут на дачу… пьют чай и разговаривают, сегодня об одном, а завтра о другом… поссорились… купили газеты… сломалась машина… кончилось лето… кто-то плачет… Мы в этом пребываем, но многое происходит без нас. Помимо нас. Поймать момент или проследить какой-то отрезок времени – мне этого мало. Мало! Я не могу… не умею расставаться… Дружу со своими героями, пишу им, звоню. Встречаемся. Еще долго я «доснимаю» материал, перед моими глазами прокручиваются новые картинки. Так у меня «сняты» десятки фильмов.
Один из этих фильмов о Лене Раздуевой. Есть у меня блокнот с записями. Что-то вроде сценария фильма, которого не будет…
…Она страдает из-за того, что это делает, но не делать не может.
…Прошло несколько лет, прежде чем она решилась взять и прочитать его дело. Но она не испугалась: «Это ничего не отменяет, все равно я его люблю. Теперь я его жена перед Богом. Он убил человека, потому что тогда меня не было рядом с ним. Мне надо взять его за руку и вывести оттуда…»
…Там же на Огненном острове сидит бывший районный прокурор, вместе с братом зарубивший топором двух женщин – бухгалтера и кассира. Пишет книгу про себя. Даже на прогулки не выходит, жалеет время. Похитили они совсем небольшую сумму денег. Зачем? Не знает… Или слесарь, убивший жену и двоих детей… Ничего, кроме гаечного ключа, в руках до этого не держал, а сейчас вся тюрьма обвешана его картинами. Каждый из них обременен своими бесами, хочет выговориться. Убийство для палачей такая же тайна, как и для жертв…
…Подслушанный там разговор… «Ты думаешь, что Бог есть?» – «Если Он есть, то смерть – это еще не конец. Я не хочу, чтобы Он был».
…Что это – любовь? Володя – высокий, красивый, а Юра – карлик… Призналась мне, что как мужчина Юра даже больше ее устраивает… Только она должна… Вот муж у нее такой, с ним беда случилась. Надо держать его за руку…
…Первое время она жила в деревне с детьми. Два раза в год ездила на свидание. Он стал требовать, чтобы она бросила всех и уехала к нему: «Ты мне изменяешь, я чувствую, что ты мне изменяешь». – «Володенька, как я уйду от детей? Матвейка совсем маленький, я еще физически ему нужна». – «Ты христианка… Ты должна быть покорной, слушаться мужа». Повязала черный платок и живет рядом с тюрьмой. Работы нет, но ее батюшка в местной церкви приютил. Убирает там. «А Володя рядом… Я слышу… слышу, что он рядом… “Ты не бойся, – пишу ему, – я с тобой…”». Уже семь лет она пишет ему каждый день…
…Как только поженились, Володя стал требовать, чтобы она писала во все инстанции: он многодетный отец, ему надо заботиться о детях. Это его шанс вырваться на свободу. А Лена чистая… Сядет писать и не может: «Он же человека убил. Тяжелее греха нет». Тогда он устраивает ей дикие скандалы. Ему другая женщина нужна. Побогаче и со связями. Эта блаженная ему уже надоела…
…Сел он в восемнадцать лет… Тогда еще был Советский Союз и советская жизнь. И советские люди. Был социализм. Он понятия не имеет, что за страна сейчас. Если он выйдет, как он шмякнется об эту новую жизнь! Как она его ударит – профессии нет, родные отвернулись. А он – злой. Однажды в тюрьме поспорил с напарником и чуть горло ему не перегрыз. Лена понимает, что ей надо будет увезти его куда-нибудь подальше от людей. Она мечтает, что они будут работать в лесхозе. Жить в лесу. Как она говорит, среди деревьев и безмолвных зверей…
…Не раз она мне говорила: «Глаза у него стали такие холодные, такие пустые. Когда-нибудь он меня убьет. Я знаю, с какими глазами он будет меня убивать». Но ее тянет туда, ее бездна эта тянет. Почему? Разве я сама не замечала в себе этих проявлений? В темноту тянет…
…В последний раз, когда мы встретились, я услышала от нее: «Не хочу жить! Больше не могу!». Она была как в коме – ни жива и ни мертва…
Решаем поехать к Лене вместе. Но она вдруг исчезла. Не отзывается. Ходят слухи, что сейчас она живет в глухом монашеском скиту. С наркоманами, больными СПИДом… Многие там дают обет молчания.
