Вокруг творилось не то, что внутри… Не то… совсем не то… Ночью страшно и тихо в городе… Ну как же так, я не могу так. Ну что же такое – ужас! Днем люди не смеются, не шутят, перестали покупать цветы. Раньше обязательно кто-то идет по улице с цветами. Там целуются и тут целуются. А теперь… Те же люди идут… и не смотрят друг на друга… Что-то повисло над всем и над всеми… какое-то ожидание…
Сейчас уже не могу все точно вспомнить… Менялось изо дня в день… Теперь все знают про Сумгаит… от Баку до Сумгаита тридцать километров… Там был первый погром… У нас работала девочка из Сумгаита, и вот – все после смены домой, а она остается на телеграфе. Ночует в подсобке. Ходит заплаканная, на улицу даже не выглядывает, ни с кем не разговаривает. Спрашиваем – молчит. Но когда она заговорила… стала она говорить… Я хотела ее не слышать… Не слышать! Ничего не слышать! Ну что же такое! Ну что же такое – как же так! «Что с твоим домом?» – «Дом разграбили». – «А с твоими родителями?» – «Маму вывели во двор, раздели догола и – на костер! А сестру беременную заставили танцевать вокруг костра… А когда убили, железными прутьями выковыривали из нее ребенка…» – «Замолчи! Замолчи!» – «Папу порубили… топором… Родственники узнали его только по ботинкам…» – «Замолчи! Прошу тебя!» – «Собирались мужчины, молодые и старые, по двадцать-тридцать человек и врывались в дома, где жили армянские семьи. Убивали и насиловали – дочь при отце, жену при муже…» – «Замолчи! Лучше заплачь». А она не плакала… так ей было страшно… «Жгли автомобили. На кладбище валили плиты с армянскими фамилиями… мертвых ненавидели…» – «Замолчи! Разве такое может быть с людьми?!» Начали мы все ее бояться… А телевидение, радио и газеты… ни одного слова про Сумгаит… Только слухи… У меня потом спрашивали: «Как вы жили? Как вы жили после всего?». Пришла весна. Женщины надели легкие платья… Такой ужас – и так вокруг красиво! Понимаете? И море.
Я собираюсь замуж… Мама просит: «Доченька, подумай». Папа молчит. Идем с Абульфазом по улице, встречаем его сестер: «Почему ты сказала, что она уродина? Посмотри, какая хорошенькая девочка». – Это они так между собой перешептываются. Абульфаз! Абульфаз! Прошу: «Давай распишемся без свадьбы, свадьбу делать не будем». – «Ты – что? У нас считается, что жизнь человека состоит из трех дней: дня, когда ты родился, дня, когда ты женился, и дня, когда ты умрешь». Он не мог без свадьбы, без свадьбы счастья не будет. Его родители категорически против… категорически! не дали ему денег на свадьбу и даже не вернули тех денег, что он сам заработал. А все должно быть по обряду… по старым обычаям… Азербайджанские обычаи красивые, я их люблю… Первый раз в дом невесты приходят сваты, их только выслушивают, а на второй день они уже получают согласие или отказ. Тогда пьют вино. Купить белое платье и колечко – дело жениха, он приносит их в дом невесты обязательно утром… и чтобы был солнечный день… потому что счастье надо уговорить, а темные силы отвадить. Невеста принимает дар и благодарит жениха, при всех целует. На плечах у нее белый платок, знак чистоты. День Свадьбы… С обеих сторон на свадьбу приносят много подарков, гору подарков, их кладут на большие подносы, обвязанные красными лентами. Еще надувают сотни разноцветных шаров, они несколько дней летают над домом невесты, чем дольше они летают, тем лучше, значит, любовь сильная и взаимная.
Моя свадьба… наша… Все подарки от дома жениха и от дома невесты… покупала моя мама… И белое платье, и золотое колечко… За столом родные невесты должны перед первым тостом встать и расхваливать девушку, а родные жениха хвалят парня. За меня держал слово мой дедушка, он закончил и спрашивает Абульфаза: «А кто за тебя нам слово замолвит?» – «Я сам за себя скажу. Я люблю вашу дочь. Люблю больше жизни». Так он это сказал, что всем понравился. Сыпали нам на порог мелкие монеты, рис – для счастья и богатства. И там… Есть один момент… Есть во время свадьбы такой момент, когда родные с одной стороны должны встать и поклониться родным с другой стороны, а те – тоже. Абульфаз встал один… как безродный… «Я рожу тебе ребеночка, ты не будешь один», – подумала я. Клятвенно. А он знал, я давно ему призналась, что в юности тяжело болела и врачи вынесли приговор: рожать мне нельзя. Он и на это был согласен, только бы нам быть вместе. Но я… Я решила – рожу. Пусть даже сама умру, но ребеночек-то останется.
Мой Баку…
…море… море… море…
…солнце… солнце… солнце… Не мой Баку…
…Дверей в подъезде нет, большие дыры от дверей завешены кусками целлофана…
…Мужчины или подростки… от ужаса не запомнила… бьют – убивают кольями (где они их нашли в городе?) женщину… она лежит на земле без звука. Люди увидят – сворачивают на другую улицу. Где милиция? Милиция исчезла… днями я не видела ни одного милиционера… Абульфаза дома тошнит. Он добрый, очень добрый. Но откуда взялись те… там, на улице? Навстречу нам бежал человек весь в крови… пальто, руки в крови… в руках длинный кухонный нож, которым зелень режут… У него было торжественное… может, даже счастливое лицо… «Я его знаю», – сказала знакомая девочка, с которой мы стояли на остановке и ждали автобуса.
…Что-то во мне тогда исчезло… чего-то во мне больше нет…
…Мама уволилась с работы… Уже опасно было ходить по улицам, ее узнавали сразу. А меня нет. При одном условии – никаких документов с собой не брать. Никаких! Абульфаз встречал меня после работы, мы шли вместе, никто не подозревал, что я – армянка. Но любой мог подойти и потребовать: «Покажи паспорт!». «Прячьтесь. Уходите», – предупредили соседи, русские бабушки. Молодые русские уехали, бросили квартиры, хорошую мебель. Остались бабушки… добрые русские бабушки…
…А я уже беременная… Я ношу под сердцем ребенка…
Резня в Баку продолжалась несколько недель… одни говорят так, а другие говорят, что больше… Убивали не только армян, убивали и тех, кто прятал армян. Меня прятала моя азербайджанская подруга, у нее семья – муж и двое детей. Когда-нибудь… Клянусь! Я приеду в Баку, приеду со своей дочкой и приду в этот дом: «Это – твоя вторая мать, доченька». Шторы толстые… как пальто… такие шторы… это специально пошили, из-за меня. Ночью я спускалась с чердака… на час-два… Говорили шепотом, со мной надо было разговаривать. Все понимали: со мной надо говорить, чтобы я не онемела, не сошла с ума. Не потеряла ребенка и не завыла ночью. Как зверь.
Я помню наши разговоры, хорошо помню. Весь день сидела на чердаке и перебирала их в памяти. Я – одна… Полоска неба узенькая… через щель…
«…Остановили на улице старого Лазаря и стали бить… “Я – еврей”, – доказывал он. Пока нашли паспорт, искалечили…»
«…Убивают за деньги и просто так… Особенно ищут дома, где живут богатые армяне…»
«…В одном доме убили всех… А самая маленькая девочка залезла на дерево… Они ее, как птичку… Ночью плохо видно, долго не попадали. Злились… целились. Упала им под ноги…»
Муж подруги был художник. Я любила его картины, он рисовал женские портреты и натюрморты. И я помню, как он подходил к книжным полкам и стучал по корешкам: «Надо все сжечь! Сжечь! Я больше книгам не верю! Мы думали, что добро победит – ничего подобного! Спорили о Достоевском… Да, эти герои всегда тут! Среди нас. Рядом!». Я не понимала, о чем он говорит, я – девочка простая, обыкновенная. В университете не училась. Умела только плакать… вытирать слезы… Я долго верила, что живу в самой лучшей стране, среди самых лучших людей. Так нас в школе учили. А он переживал страшно, переживал это очень тяжело. И у него случился инсульт, его парализовало… (Остановилась.) Помолчу… Что-то дрожу вся… (Через несколько минут продолжает.) Вошли в город русские войска. Я могла уже вернуться домой… Он лежал, только одной рукой мог немного шевелить. И он меня обнял этой рукой. «Всю ночь я думал о тебе, Рита, и о своей жизни. Много лет… Всю жизнь я боролся с коммунистами. А теперь у меня сомнения: пусть бы нами правили эти старые мумии, цепляли друг другу очередные Звезды Героев, а мы не ездили бы за границу, не читали запрещенные книги и не ели пиццу – пищу богов. Но та маленькая девочка… она осталась бы жива, никто бы ее не подстрелил… Как птичку… И ты не сидела бы на чердаке, как мышь…» Скоро он умер… через короткое время… Тогда многие умирали, умирали хорошие люди. Не могли все это перенести.
