— Не нужен никому, кроме нее, — уже менее поспешно уточнил я.
— Фактически это одно и то же! — Он, в порядке исключения, от достоверности отклонился. Дабы меня взбодрить… — Между прочим, почему у вас нет детей? Сознайся! Мы не в прямом эфире… — Такая у него была присказка.
— Понимаешь ли, Норины родители долго болели. И неизлечимо… Но она старалась их излечить. Не считая своего дизайнерства, в основном этим и занималась. И моей маме регулярно посылает дефицитнейшие лекарства.
— Чем дефицитней, чем дороже лекарство, тем больше она в него верит?
— Как ты догадался?
— Я не догадался — я вычислил.
— Ее отношение к медицине?
— Ее характер… Характеры, Николаша, весомо проявляются и в невесомых деталях.
Я бросился Норе на выручку:
— Она — человек долга! Меня, к примеру, мечтает возвысить. Она наивно убеждена, что мои способности —' жена говорит «дарования» — значительней тех, которые достаточны для звукорежиссера. Я ведь окончил физмат.
— А Лермонтов окончил военное училище… И что? Не этим же он знаменит. Хочешь понять малое, примерь на великое! Это мой афоризм…
— Нора во мне ученого видит.
— Пусть обратится к глазному врачу: у нее неполадки со зрением… Разве есть сегодня что-нибудь значительней телевидения?! Отними его у людей — и они ощутят себя сиротами. По-моему, даже круглыми! Круглыми дураками я их за это считать не могу… А что касается «племени младого, незнакомого»… Тут и говорить нечего! Оно ждет наших с тобой программ, «как ждет любовник молодой минуты верного свиданья». Мне это понятнее, чем тебе, ибо ты — профессиональный супруг, а я — профессиональный любовник. — Мимоходом он снова прибег к цитатам. — Время у вас с Норой еще не упущено. Извести ее, что поздние дети бывают особо талантливыми. Гете, к примеру… Да и я тоже поздний.
Он не хотел расставаться со мной ни как со звукорежиссером, ни как со своим, тоже поздним, ребенком. И я бы разлучиться с Дмитрием не сумел: все еще испытывал нужду в незаменимом родительском покровительстве, а мама была далеко. В Нориной же безупречной опеке для материнства чего-то не доставало. Да я и не желал от нее материнства. Я его опасался…
— По мнению жены, у меня на телевидении нет будущего.
— Зачем высказываться за будущее? Оно само за себя выскажется..; Но вернемся к моему сюжету, к сценарию! У тебя нет повода для бессонницы. И все-таки избыточное спокойствие Норы мы — в целях перестрйховки! — нарушим: пусть поймет, убедится, что супруг ее представляет собой солидную ценность. А на ценности женщины падки. Особенно на драгоценности… Вынудим ее осознать: ты и есть драгоценность, которую надо хранить. Хранить, а не хоронить… твое мужское достоинство!
— Вытянуть из нее ту фразу в студии не удастся.
— Мне не удастся?!
— Даже тебе… Она и в студию-то не придет: ей наши подглядывания в замочные скважины и щели чужих дверей не нравятся.
— Тогда семейство ваше будешь представлять ты один. А уж к «ящику» Норино любопытство я притяну! И сам ту фразочку обнародую. Вместо нее… — Наверное, я побледнел. — Боишься, она спросит: «Откуда Кураеву ведомо то, что я интимно доверяю тебе одному?»
— Боюсь…
— И напрасно! Я давно услышал подобное откровение из ее собственных уст. Но не хотел тебя огорчать… — Он утешительно привлек меня к себе, как ребенка. — Молчать она меня не просила — значит, смею обнародовать. В полу-шутку… Пусть ужасается моей бесцеремонности. С церемониями мы давно распрощались!
— А где ты слышал из ее уст? И когда? — встрепенулся я.
— Разыскивал тебя как-то по телефону… И, помнится, успокоил: «Не тревожься: его верность вне подозрений». Ошибочная была шутка: пусть бы тревожилась! А она мне в ответ: «Никому он, кроме меня, не нужен». Что ж, с опозданием, но взволнуем ее! Во имя тебя… — Ему не хватало сына. Он его придумал — и, по разумению своему, поддерживал. — Где-нибудь на Камчатке и то увидят, как взлетит в поднебесье твой супружеский рейтинг! — Камчатка мне была не нужна, поскольку Нора жила в Черемушках. — Мы доведем ее ревность до точки кипения. Часто слышу: «Доверяю и потому не ревную». Это прикрытие равнодушия: любящий всегда сомневается.
— Жена и меня не пустит. А без меня… Как же смогут мной восторгаться?
Прав я оказался только наполовину: Нора меня отпустила.
— Дискуссия эта так же бессмысленна, как диалоги о том, может ли мальчик дружить с девочкой, — накануне иронизировал Дмитрий. — Никто не сомневается, что мальчик и девочка дружить могут, что в нормальном доме муж и жена нужны друг другу в равной степени и что мужья, как правило, изменяют супругам своим регулярнее, чем те наставляют рога мужьям. Жены уклоняются от верности реже, но уклонения их опасней, поскольку основательнее и разрушительней. Для дома это взрывчатка…
Однако лицо зала, по замыслу Кураева, определяли женщины — и анафеме большинством голосов было предано мужское коварство. По той же причине открытым голосованием было установлено, что жена супругу нужнее, чем он жене.
Костер, разведенный Кураевым, разгорался все ожесточеннее.
Женщинами было доказано, что: во-первых, не будь их, ни один из мужчин на теледискуссию не мог бы явиться, так как вообще б не родился; во-вторых, они их, трудновоспитуемых, все же усердно воспитывают; в-третьих, они весь мужской род кормят и поят; и, наконец, в-четвертых, дарят этому роду не заслуженные им наслаждения.
На столь антимужском фоне, по тому же кураевскому сценарию, с особой убедительностью надлежало прозвучать восхищениям в мой адрес.
Мужчины оказались более примитивны в очередности перечисления своих заслуг. Начинали все они с наслаждений… Утверждалось, что в дарении оных их роль результативней и наступательней. Затем обнаружилось, что без этой результативности ни одной из женщин родить бы ни в коем случае не удалось. Выяснилось также, что кормить и поить женщинам не довелось бы без денежных средств, основными добытчиками которых чаще выступают мужчины. Преимущество охотно уступалось исключительно в области воспитания, с коим дела всегда обстоят неважно.
Но понемногу, согласно велению того же сюжета, костер противоречий принялся затухать, а точки зрения противоборствующих сторон заметно сближаться. И в заключение зал единодушно пришел к выводу, который был ясен и до возникновения спора: женщины и мужчины необходимы друг другу взаимно и позарез.
С виду озадаченный, но и довольный мирным исходом, Кураев подчеркнул, что представители обоих — «как выяснилось, одинаково прекрасных!» — полов, признавая «взаимную нужность», иногда не ограничивают масштабы своей нужности стенами семейного дома.
— Но я знаю замечательную жену, которая в порыве доверительности — поэтому и не сообщу ее имени! — сказала мне, сочувствуя мужу: «Никому он, кроме меня, не нужен». Да, представьте, она ему по этому поводу сострадает. Супруг тот — не стану лукаво утверждать, что случайно! — находится в нашем зале. Готовя передачу, я некоторых из вас с ним уже познакомил: чтобы внимательней пригляделись. Остальным же с большим удовольствием представлю его сейчас!
