Рожьер поворачивается в седле, машет рукой. Призрачные всадники один за другим начинают переходить реку. Волны тихо поплескивают под ногами лошадей. Внизу шумит падающая вода.
Идут без спешки, но и не мешкая. Солнце вот-вот поднимется над кронами деревьев и разгонит спасительный туман.
Отряд идет теперь по правому, «тулузскому», берегу Гаронны. Назад, к городу. К Саленским воротам.
В Нарбоннском замке тихо. Переправу не обнаружили.
* * *
Вырвавшись из ночного плена, солнце выходит в небо во всем своем жаре и великолепии и заливает оба берега Гаронны щедрым потоком золота. И в ответ ему благодарно вспыхивает на знамени Раймона золотой тулузский крест.
Пора!
Раймон взмахивает мечом и тотчас слышит за своей спиной громкий крик:
– Раймон! Раймон! Тулуза!
Сперва медленно, а после все быстрей несется конница к Саленским воротам – в город, будто на встречу с давно и нетерпеливо ожидающей невестой.
Тонкой, стремительной змейкой начинающегося пожара мчится по Тулузе весть. Раймон вернулся. Во главе большой армии он вошел в город через Саленские ворота. Он подошел со стороны Базакля. Он явился отомстить франкам за позор, за грабеж и унижения.
И город вспыхнул страхом и восторгом, будто подожженный сразу со всех сторон. Навстречу армии Раймона, к Саленским воротам, бегут люди.
– Раймон! Тулуза! Тулуза!..
На ступенях собора Сен-Сернен вьется безумец, живущий подаянием.
– Иисус Христос с нами! Услышал, услышал! Утренняя звезда с нами! Гром, гром! Скатилась с неба! Скатилась! Горит, горит! Ярко горит! Наш господин! Вернулся, вернулся! Иисус услышал! Звезда услышала! Раймон! Раймон! Раймон! Раймон!
И многие, шалея от радости, хватали ножи и колья и так выбегали на улицу.
Тулуза беснуется.
Мало кого удивило бы, вырастай по цветку везде, где ступала нога раймоновой лошади.
Горожане целуются на улицах. Падают на колени и прикладываются к мостовой, там, где прошли арагонские конники. Хохочут и обнимаются до хруста в костях. К Раймону тянутся трепещущие руки, норовят уцепить его стремя, коснуться одежды, сапог, бока его лошади – точно к святыне льнут.
А Раймон счастливо улыбается своей Тулузе.
И кипит вокруг восторг, как варево в котле.
Спесивец проталкивается сквозь толпу, врываясь на улицу перед графом Раймоном. Не глядя ни на арагонских солдат, ни на добровольцев из Фуа – прямо в лицо Раймону! – кричит Спесивец:
– Смотри, наш добрый господин!
В руках Спесивца бессильно обвисает франк – много таких убил нынче утром в Тулузе Спесивец. Одежда с пленного почти вся сорвана, тело покрыто кровью и синяками. Светлые волосы в грязи. А еще бы им не быть в грязи, если Спесивец франка, когда упал, по лицу ногами бил. Не человек уже – кусок мяса.
Франка рывком заставляют поднять голову. Из разорванного рта исходит розоватая пена.
– Смотри, наш добрый господин!
И – хвать франка ножом по горлу, а после скорей отбросить умирающее тело и самому отскочить, пока хлещет кровь.
Франк валится под ноги раймоновой лошади.
– Спасибо! – кричит Спесивцу Раймон.
Лошадь переступает через труп и несет Раймона дальше.
Раймон вернулся! Наш добрый граф вернулся! Раймон снова в Тулузе и теперь уже навсегда!
* * *
Со стены Нарбоннского замка смотрит дама Алиса на город Тулузу.
Залитая солнцем осени женщина в светлом платье, сама как осень – статная, под покрывалом толстые косы, закрученные вокруг ушей.
Ни ветерка, даже здесь, наверху. Спит на знамени вздыбленный лев.
А город там, внизу, кричит, проливает кровь и радуется.
Сенешаль Жервэ бледен. Он поднимается по лестнице и выныривает рядом с Алисой. Молча она протягивает ему руку, и сенешаль сжимает ее пальцы – будто мужчине. Алиса морщится: перстень больно уязвил кожу.
Но разговор начинает не об этом – сразу о главном.
– Я видела золотой крест на красном знамени.
– Это Раймон, – говорит Жервэ.
– Старый?
– Да.
– А Рамонет?
– Не знаю, – отвечает Жервэ. – Думаю, его здесь еще нет.
– Но будет, – говорит дама Алиса.
– Да, – соглашается сенешаль. – Рамонет придет.
Алиса замолкает, не сводя глаз с бушующего города. Сенешаль стоит рядом, рослый, широкоплечий. Ровесник ее старшего сына. И больше – никого: ни мужа, ни братьев, ни взрослых сыновей. Только дети: Робер, Филипп, Симон-последыш и девочки, девушки, невесты – Амисия, Лаура, Перронелла…
Алиса покусывает губу. Думает.
Сенешаль добавляет:
– Их больше двухсот, конные.
– Вы считали?
– Да.
– Больше двухсот, – повторяет Алиса. – И еще вся Тулуза…
– Не вся, – говорит вдруг сенешаль. – Смотрите!
В сторону Нарбоннского замка бегут люди. Они рассыпались по всему пустому полю между Саленскими воротами и стенами цитадели.
Сперва Жервэ кажется, будто тулузцы, рехнувшись от счастья, решили захватить замок голыми руками. Но спустя мгновение он убеждается в своей ошибке. Одни гонятся за другими. Тех, кого настигают, убивают на месте.
– Отправьте отряд, – говорит Алиса. – Отгоните эту сволочь, а беглецов впустите.
Она остается на стене – смотреть. Из ворот замка вылетает на поле десяток легких конников и мчится навстречу толпе. Как пастухи овец, отделяют они беглецов от преследователей, тесня тех лошадьми и устрашая длинными копьями.
Толпа, вооруженная больше собственной яростью, показывает спину. Несколько легких дротиков летят вслед, и трое из бегущих валятся лицом вниз, так и не добежав до Тулузы.
Спасенных – стадом в хлев – загоняют в ворота Нарбоннского замка. Решетка за их спиной поспешно опускается.
* * *
Господи, как мало отпущено времени!..
Сенешаль Жервэ хочет, чтобы дама Алиса с детьми покинула Тулузу как можно скорее.
Вместе с Раймоном явились эти клятвопреступники, Фуа и Коминж, которые в Монгренье давали Симону слово в течение года не поднимать на Монфора оружия.
По всему городу выслеживают, гонят и убивают франков. Франков и тех, кто водил с ними дружбу.
Соборы Сен-Сернен и Сен-Этьен полны людей, думающих найти спасение от смерти у алтаря. Те, кто оказался в эти часы в другой части города, бросились к Нарбоннскому замку.
Сенешаль Жервэ хочет, чтобы Алиса крепко подумала над этим.