После краткой шутливой преамбулы (излагаемой с моим коронным
французским акцентом) о том, что иногда весьма желательно быть в двух местах
одновременно, я подхожу к ближайшему ящику – будем считать его первым – и
открываю дверцу.
Разумеется, внутри все так же пусто. Я беру со стола
цветастый надувной мяч и пару раз стучу им об пол, чтобы продемонстрировать его
прыгучесть. Вхожу в первый ящик и временно оставляю дверцу открытой.
Бросаю мяч об пол в сторону второго ящика.
Изнутри захлопываю дверцу первого ящика.
Изнутри распахиваю дверцу второго ящика, выхожу оттуда на
сцену и ловлю прыгающий в мою сторону мяч.
Как только мяч оказывается у меня в руках, первый ящик
эффектно раскрывается створками наружу и оседает на пол; все видят, что он
пуст.
С мячом в руках я выхожу к рампе на поклоны.
Глава 8
Позвольте мне кратко суммировать историю моей жизни и
карьеры вплоть до последних лет прошлого века.
К восемнадцати годам я стал жить самостоятельно, выступая с
фокусами в мюзик-холлах. Но даже при содействии мистера Маскелайна найти работу
было нелегко; прошло уже несколько лет, а я так и не добился ни славы, ни
богатства, ни упоминания в афишах. В основном ассистировал другим фокусникам, а
за квартиру расплачивался из тех денег, которые зарабатывал изготовлением
ящиков и другого иллюзионного реквизита. Отцовские уроки столярного дела не
пропали даром. Среди иллюзионистов я прослыл безотказным изобретателем и
конструктором.
В 1879 году умерла моя матушка, а годом позже не стало и
отца.
К концу 1880-х годов, когда мне было слегка за тридцать, я
взял себе сценический псевдоним Le Professeur de la Magie и поставил
собственную программу, включив в нее «Транспортацию человека» – один из ранних
вариантов.
Хотя исполнение самого аттракциона давалось без труда, меня
долгое время не удовлетворяли сценические эффекты. Мне не давало покоя, что
закрытые ящики лишены таинственности: они не создают у публики ощущения
опасности и непостижимости происходящего. Для целей иллюзии такой антураж
слишком банален. Шаг за шагом я совершенствовал этот номер: сначала стал
использовать шкафчики меньшего размера, в которые едва мог втиснуться; потом
столы с маскирующими откидными досками; наконец, в период триумфального шествия
«открытой» магии, которую всячески приветствовали в профессиональных кругах,
задействовал плоские скамьи, откуда мое тело было хорошо видно из зала вплоть
до момента трансформации.
Но в 1892 году у меня созрело решение, которое я столь долго
искал. Оно пришло исподволь и словно посеяло семена, из которых впоследствии
пробились долгожданные всходы.
В феврале означенного года в Лондон приехал уроженец
какого-то балканского государства, изобретатель по имени Николай Тесла; он
собирался представить общественности новые эффекты, открытые им в ходе изучения
электричества. Не то серб, не то хорват по национальности, Тесла, по сообщениям
прессы, говорил с чудовищным акцентом, но тем не менее готовился прочесть цикл
лекций для представителей научных кругов. В Лондоне такие мероприятия – не
редкость; как правило, они не привлекают моего внимания. Но тут оказалось, что
в Америке господина Теслу считали весьма неоднозначной фигурой; без него не
обходился ни один научный диспут о природе и использовании электричества, о чем
охотно сообщали газеты. Из них-то я и почерпнул кое-какие идеи.
Моим выступлениям всегда недоставало зрелищных сценических
эффектов, которые могли бы, с одной стороны, усилить впечатление от
«Транспортации человека», а с другой – затушевать технику трюка. Как сообщалось
в колонках новостей, Тесла умел генерировать высокое напряжение, которое давало
безопасные искры и вспышки, не вызывающие ожогов.
Тесла уже вернулся в Соединенные Штаты, но его лекции
оставили по себе заметный след. Очень скоро в Лондоне, а затем и в других
городах состоятельные люди начали понемногу использовать электричество. Тогда
оно еще было в диковинку и часто упоминалось в новостях: где-то с его помощью
была решена некая задача, где-то выполнена определенная работа и так далее.
Вскоре до меня дошли слухи, что Энджер пытается перенять мою «Транспортацию
человека», и тогда я решил в очередной раз обновить аттракцион. Надумав
использовать для этой цели электричество, я стал присматриваться к содержимому
дальних полок в лондонских лавках механических товаров. Мой конструктор Томми
Элборн в конце концов помог мне разработать аппаратуру. Потом мы ее долго
совершенствовали, дополняя иллюзию новыми деталями, но так или иначе в 1896
году невиданный доселе эффект прочно вошел в программу, получившую название «Новая
транспортация человека». Она произвела настоящий фурор, взвинтила кассовые
сборы и породила множество бесплодных догадок по поводу моего секрета. Иллюзион
сопровождался ослепительной электрической вспышкой.
Вернусь немного назад. В октябре 1891 года я женился на Саре
Хендерсон, с которой познакомился на благотворительном вечере в ночлежке Армии
Спасения. Эта девушка оказалась в числе добровольных помощниц, и в антракте
по-свойски зашла ко мне на чашечку чаю. Ей запомнились карточные фокусы,
которые я показывал в первом отделении, и она стала шутливо упрашивать меня
повторить их для нее одной, надеясь разглядеть, как это делается. Она была так
молода и хороша собой, что я уступил, а потом и сам получил огромное
удовольствие от ее неподдельного изумления.
Тогда я показывал ей фокусы в первый и последний раз. Наше
чувство крепло и затмевало собою мои карточные манипуляции. Мы стали
встречаться регулярно и вскоре признались друг другу в любви. Сара прежде не
имела никакого отношения ни к мюзик-холлу, ни к варьете; вообще говоря, она
происходит из весьма благородного семейства. Ее преданность мне безгранична;
когда отец стал грозить, что лишит ее наследства (и, разумеется, осуществил
свои угрозы), она осталась со мною несмотря ни на что.
После свадьбы мы сняли меблированные комнаты в Бейсуотере, и
вскоре ко мне пришел успех. В 1893 году мы купили просторный дом в
Сент-Джонс-Вуд, где живем по сей день. Тогда же у нас родилась двойня, Грэм и
Элена.
Я взял за правило не смешивать работу и семейную жизнь. В то
время, о котором идет рассказ, я вел свои дела из конторы и мастерской на
Элджин-авеню и никогда не брал Сару на гастроли. Когда же я выступал в Лондоне
или готовил новую программу, мы жили вместе с нею дома, в тиши и покое.
Нужно особо ценить благодать домашнего очага в свете того,
что случилось позже.
Мне продолжать?
Думаю, да; непременно. Полагаю, для меня не секрет, что я
имею в виду.
Я дал в театральные журналы объявление о найме ассистентки,
потому что моя постоянная помощница, Джорджина Харрис, собралась замуж. Мне
всегда внушали ужас те перипетии, которые связаны с приходом нового члена
труппы, тем более такого незаменимого, как сценический ассистент. Получив по
почте заявление от Олив Уэнском, я не составил определенного мнения насчет ее
способностей и поэтому не торопился с ответом.
