От зависти я злился еще сильнее. «Яркий миг» – так Энджер в
расчете на невзыскательную публику окрестил свою версию, усовершенствованную,
черт бы его побрал, версию «Новой транспортации человека» – стал выдающимся
событием, которое подняло наше искусство, часто страдающее от непонимания и
насмешек, на совершенно иной уровень. За это нужно отдать ему должное, как бы я
к нему ни относился. Точно так же, как, наверно, и большинство зрителей, я
получил истинное удовольствие, наблюдая за его работой. Выйдя из здания
мюзик-холла, я пересек узкую дорожку, которая вела к служебному подъезду, и
подумал, что хорошо бы послать Энджеру мою визитную карточку, чтобы затем наведаться
к нему лично и поздравить с успехом.
Впрочем, я тут же подавил это желание. Если он чисто
исполнил одну-единственную иллюзию – это еще не повод перед ним заискивать
после стольких лет непримиримой вражды.
По возвращении в Хорнси – в то время я проживал именно там –
мне предстояла бессонная ночь. До рассвета я метался и ворочался рядом с Олив.
Наутро я принялся всерьез обдумывать увиденное, пытаясь
вникнуть в самую суть.
Вынужден еще раз повторить: ума не приложу, как Энджер это
делал. Сидя в зале во время представления, я так и не смог догадаться, в чем
заключается его секрет; даже поразмыслив и примерив к его исполнению все
известные мне принципы магии, я нисколько не приблизился к разгадке.
В основе его номера лежали три – ну, может быть, четыре
фундаментальных типа сценической иллюзии: сначала он продемонстрировал
собственное исчезновение, затем возникновение в другом месте, с элементами перемещения
– и все это сводилось к опровержению физических законов.
Выступать на сцене с иллюзией исчезновения относительно
просто: надо соответствующим образом расположить зеркала или полузеркала,
выставить свет, подготовить атрибуты сценической «черной магии» или обманки,
применить отвлекающие приемы, использовать опускные двери и так далее. Для
показа этой иллюзии вне сцены обычно требуется заранее расположить в нужном
месте конкретный предмет или его точную копию… если же речь идет о человеке, то
организовать не вызывающую сомнений подсадку. Сочетание этих двух типов иллюзии
порождает видимость третьего: изумленная публика пребывает в полной
уверенности, что засвидетельствовала опровержение физических законов.
Вот и у меня создалось впечатление, что тогда в Хэкни я
видел опровержение физических законов.
Мое обращение к традиционным принципам иллюзионизма
оказалось безуспешным; как я ни бился, как ни ломал голову, сколько-нибудь
удовлетворительного объяснения этой тайны найти так и не удалось.
Меня преследовала мысль, что секрет, лежащий в основе этой
блистательной иллюзии, до обидного прост. Главное правило магии непреложно: то,
что видится, и то, что делается, – это разные вещи.
Тайна от меня ускользала. Я нашел для себя только два весьма
слабых утешения.
Во-первых, при всем своем блеске Энджер пока еще оставался в
неведении относительно моего собственного секрета. Он работал номер не так, как
я, – до меня ему далеко.
Во-вторых, Энджер, при всех своих тайнах, проигрывал мне в
скорости. Его иллюзия исполнялась в более медленном темпе. Мое тело
перемещается из одного ящика в другой практически мгновенно. Необходимо подчеркнуть:
не перемещение происходит мгновенно, а иллюзия перемещения создается мгновенно.
Без малейшей заминки. У Энджера выходит куда медленнее. В тот вечер, по моим
расчетам, ему потребовалось две секунды, ну, пусть одна, а это означало, что он
отстает от меня на секунду, а то и на целых две.
Пытаясь в очередной раз приблизиться к разгадке, я стал
восстанавливать в памяти время и расстояние. В театре все мои подсчеты делались
на глаз, потому что я был застигнут врасплох и не имел при себе измерительных
приборов.
Такова неотъемлемая часть иллюзионного метода: использовать
эффект неожиданности, чтобы замести следы. Большинство публики не сможет
произвести точные подсчеты и затруднится ответить, сколько времени заняла сама
иллюзия. Существует немало трюков, которые основаны именно на этом принципе:
иллюзионист совершает свои манипуляции настолько быстро, что неискушенные
зрители потом клянутся: ничего такого не происходило, ведь для этого просто не
было времени.
Памятуя об этом, я заставил себя мысленно вернуться к
увиденному, прокрутить в памяти всю иллюзию целиком и попытаться оценить,
сколько же времени прошло на самом деле между, скажем так, исчезновением
Энджера и его материализацией в другом месте. В конце концов я пришел к выводу,
что на это потребовалось даже не одна-две секунды, а как минимум пять. За пять
секунд неожиданной темноты опытный фокусник может выполнить огромное количество
невидимых манипуляций!
Этот временной отрезок явно служил ключом к разгадке тайны,
но все равно за считанные секунды Энджер никак не успел бы промчаться через
весь партер.
Двумя неделями позже я договорился со старшим капельдинером
мюзик-холла, что приеду в Хэкни и произведу некоторые замеры – под тем
предлогом, что репетирую новую программу. Фокусники так поступают довольно
часто, потому что при подготовке номеров приходится учитывать особенности
каждого зала. Ввиду этого моя просьба не вызвала подозрений, и помощник
старшего капельдинера, учтиво поклонившись, оказал мне помощь в измерениях.
Я нашел кресло, где сидел во время представления, и
установил, что от него до сцены чуть более пятидесяти футов. Отыскать в партере
точку, где материализовался Энджер, было труднее; я мог полагаться только на
собственную память. Остановившись у своего кресла, я произвел триангуляцию, для
чего пришлось вспомнить, под каким углом я повернул голову, чтобы его увидеть.
В результате я отвел ему место на последнем отрезке длинного ступенчатого
прохода; от ближнего края до сцены оставалось не менее семидесяти футов, от дальнего
– даже не сто футов, а куда больше.
Остановившись в центре сцены, примерно там, где раньше
находилась тренога, я пробежал глазами всю длину центрального прохода и задал
себе вопрос: а что бы сделал я сам, задумав перенестись из одной точки в
другую, в кромешной тьме, при большом скоплении публики, менее чем за пять
секунд?
Я поехал к Томми Элборну, который отошел от дел и
по-стариковски жил в Уокинге. Описав виденную мной иллюзию, я спросил, как, по
его мнению, достигается подобный результат.
– Мне бы самому взглянуть, сэр, – ответил он после
мучительных раздумий и уточняющих вопросов.
Тогда я решил зайти с другой стороны и намекнул, что не
прочь приспособить этот номер для себя. В прежние времена мы частенько
действовали следующим образом: я излагал задуманный эффект, и мы с Томми, так
сказать, прорабатывали все этапы в обратном порядке.
– Вам-то это раз плюнуть, мистер Борден, верно?
– Да ведь я – не он! Хорошо, поставим вопрос иначе: как
бы мы с тобой скопировали этот номер для другого фокусника?
