В потолке горели две лампочки, освещавшие путь, а внизу, где
сбоку виднелась еще одна дверь, ступени заливал еще более яркий свет. Лестница
была самая обыкновенная, без ковровой дорожки, на удивление чистая и совсем не
страшная; ничто не предвещало загробной или какой бы то ни было другой опасности.
Снизу доносились голоса.
Я начала крадучись спускаться по ступенькам, опасаясь, как
бы меня не заметили, но, дойдя до самого низа и заглянув в подвал, поняла, что
таиться нет нужды. Взрослые были поглощены своим делом.
Будучи достаточно большой девочкой, я понимала почти все,
что происходит, но сейчас не смогу дословно воспроизвести речи взрослых. Когда
я ступила с лестницы на пол, наш отец и Клайв Борден опять спорили, причем на
этот раз говорил в основном Борден. Мама стояла в стороне, как и дворецкий
Стимпсон. Ники все еще был на руках у своего отца.
Подвал изумил меня своими размерами и чистотой. Я и не
догадывалась, что под нашей частью дома находится такое гигантское подземелье.
На мой детский взгляд, своды казались очень высокими; они простирались во все
стороны к побеленным стенам, а стены эти были где-то совсем далеко. (Хотя
взрослый человек может здесь выпрямиться в полный рост, потолок в подвале
далеко не такой высокий, как в жилых комнатах наверху, а размеры этого
подземелья не больше площади первого этажа.)
Значительная часть подвала была заполнена вещами,
перенесенными сюда на хранение: здесь еще со времен войны стояла старая мебель,
закрытая от пыли белыми чехлами. К одной из стен были прислонены картины в рамах,
изображениями внутрь. Рядом с лестницей, за кирпичной перегородкой,
располагался винный погреб. В дальнем конце подвала, который был плохо виден с
того места, где я стояла, громоздился огромный штабель аккуратно сложенных
ящиков и коробок.
В целом это место давало ощущение простора, чистоты и
прохлады. Подвал служил хозяйственным целям и при этом содержался в полном
порядке. Впрочем, такие подробности были мне невдомек. Мой нынешний рассказ
преломляется через призму памяти и основывается на том, что я теперь знаю из
опыта.
Но в тот день, когда я впервые спустилась в подвал, меня
захватило совсем другое – непонятное устройство в середине подземелья.
Первой моей мыслью было то, что передо мной какая-то
невысокая клетка: мне бросился в глаза круг из восьми крепких деревянных досок.
Потом я поняла, что сооружение утоплено в пол. Чтобы в него войти, нужно было
шагнуть вниз, значит, на самом деле оно было куда больше, чем казалось. Наш
отец, спустившийся в центр круга, был виден лишь выше пояса. Сверху нависали
провода, а по центральной оси вращался предмет непонятной формы, сверкавший и
блестевший при свете ламп. Отец углубился в какое-то занятие: по-видимому, ниже
моей линии зрения находилась некая рукоять, и он, взявшись за нее,
раскачивался, будто качал воду насосом.
Мать стояла чуть поодаль, напряженно следя за отцом, а
Стимпсон замер подле нее. Они молчали.
Клайв Борден замер у одной из деревянных планок. Ники сидел
у него на руках и, как мог извернувшись, тоже смотрел вниз. Борден твердил
что-то свое, тогда как отец, не переставая раскачиваться над невидимой помпой,
отзывался в резком тоне, а то и просто отмахивался, разрубая воздух свободной
рукой. Кто-кто, а мы с сестрой слишком хорошо знали: такой жест сулит беду.
Когда мы не проявляли должного послушания, отец всякий раз начинал нам
доказывать свое, распалялся и давал волю рукам.
Мне было ясно, что Борден его злит, и, может быть, даже
намеренно. Я шагнула вперед, но не к кому-то из взрослых, а к Ники. Этот малыш
оказался в водовороте совершенно непонятных ему событий, и моим инстинктивным
желанием было броситься к нему, взять за руку и увести подальше от этой опасной
игры взрослых.
Никем не замеченная, я была уже на полпути к ним, когда отец
вдруг выкрикнул:
– Все назад!
Мама и Стимпсон, знавшие, очевидно, что произойдет, тут же
отступили на несколько шагов. Странно громким для нее голосом мама произнесла
какую-то фразу, утонувшую в неожиданном шуме: устройство грозно взвыло и
зашипело. Клайв Борден не сдвинулся с места, оставаясь в паре футов от края ямы.
Меня так никто и не заметил.
Вдруг из верхней части аппарата раздалось несколько хлопков,
каждый из которых сопровождался белым электрическим разрядом в виде длинного,
изломанного бича. При каждом хлопке он плотоядно извивался, как щупальце
осьминога. Шум стоял такой, что хотелось заткнуть уши; рождение каждого волокна
неукротимой энергии сопровождалось вспышкой, шипением и оглушительным треском.
Отец посмотрел на Бордена снизу вверх, и я увидела на его лице знакомое
победное выражение.
– Теперь видите? – гаркнул отец.
– Отключи, Виктор! – взмолилась мама.
– Мистер Борден сам этого хотел! Вот, полюбуйтесь,
мистер Борден. Удостоверились?
Борден все так же неподвижно стоял в двух шагах от
извивающегося электрического разряда. Мальчик по-прежнему был у него на руках.
Я видела искаженное гримасой лицо Ники и знала, что он напуган не меньше меня.
– Это ничего не доказывает! – выкрикнул Борден.
В ответ отец дернул большой железный рубильник,
прикрепленный к стойке внутри агрегата. Электрические щупальца выросли вдвое и
с новой силой заплясали вокруг деревянной ограды.
– Спускайтесь ко мне, Борден! – позвал мой
отец. – Спускайтесь и убедитесь сами!
К моему изумлению, отец вылез из ямы и шагнул в промежуток
между досками. С ужасным шипением к нему мгновенно устремилось несколько
сверкающих волокон, которые оцепили его, словно огненные змеи, а может, тонкие
языки пламени. Казалось, он слился с электричеством и даже сам начал светиться
изнутри, стал похож на жуткого огнедышащего дракона. Сделав еще один шаг, он
выбрался из деревянной клетки.
– Да вы никак струсили, Борден? – прохрипел он.
Я находилась так близко от отца, что видела, как волосы у
него на голове неестественно торчат вверх и даже выбивающаяся из-под манжет
растительность тоже стоит дыбом. Костюм на нем странно вздулся, как рвущийся к
небу воздушный шар, а кожа после купания в электричестве излучала – так мне
показалось от ужаса – ровное голубое свечение.
– Будьте вы прокляты! – вырвалось у Бордена.
Он повернулся к нашему отцу и сунул ему в руки объятого ужасом
ребенка, который понапрасну цеплялся за родительскую одежду. Наш отец без
всякого желания принял мальчика в охапку. Ники завизжал и стал вырываться.
– Прыгайте немедленно! – заорал отец
Бордену. – Остались считанные секунды!
Борден шагнул вперед и остановился у кромки электрической
зоны. Наш отец оказался рядом с ним; ребенок тянулся к своему родителю с
истошными криками. Синие змейки разрядов мельтешили в ничтожной доле дюйма от
Бордена. Волосы у него взъерошились; кулики сжимались и разжимались. На миг он
уронил голову – и тут же одна из змеек бросилась на него, пробежала по шее,
плечам и спине, а потом с шипением и треском ушла в пол между его ступнями.
