– Все меры были приняты своевременно. Нам нечего
скрывать и не в чем себя винить. Мы дорого заплатили за то, что случилось.
Конечно, больше всех пострадал мистер Борден, но подумай, как это переменило и
наши судьбы. Я не могу рассказать того, о чем ты спрашиваешь. Ты же видела, что
произошло.
– Не может быть, чтобы все на этом закончилось.
– Кэтрин, не задавай лишних вопросов. Ты сама там
присутствовала. На тебе лежит такая же вина, как и на всех остальных.
– Да ведь мне было пять лет! – воскликнула
я. – Какая на мне может быть вина?
– Если сомневаешься, обратись в полицию.
Эта ледяная неприступность быстро охладила мой пыл. Мистер
Стимпсон и его жена все еще работали у нас, и, немного выждав, я обратилась с
теми же вопросами к старому дворецкому. Он вежливо, сухо и немногословно
заявил, что впервые слышит о таком происшествии.
Глава 4
Мама умерла, когда мне исполнилось восемнадцать лет. Розали
и я были почти уверены, что скорбное известие заставит нашего отца вернуться в
Англию, но этого не произошло. Оставшись жить в родовом имении, мы постепенно
осознали, что теперь оно принадлежит нам. К этому мы с сестрой отнеслись
по-разному. Розали все больше отчуждалась от родных стен и в конце концов
уехала. Я же застряла здесь, как в ловушке, и все так же обретаюсь в отчем
доме. Удерживало меня главным образом неизгладимое чувство вины за ту трагедию.
Все сосредоточилось вокруг одной беды, и в конце концов я поняла, что мне
необходимо каким-то образом очиститься от скверны.
Как-то раз, собравшись с духом, я спустилась в подвал
посмотреть, сохранилось ли там хоть что-нибудь от того происшествия.
Я решила сделать это летним днем, когда у меня гостили
друзья из Шеффилда: в доме гремела рок-музыка, звучали шутки и смех. Не
посвящая никого в свой план, я просто ускользнула от гостей, болтающих в саду,
и вернулась в дом. Для храбрости выпила три бокала вина.
Замок на двери подвала сменили вскоре после визита Бордена,
а когда умерла мама, я опять заказала новый, хотя так и не осмелилась войти
внутрь. Мистера Стимпсона и его жены давно уже здесь не было, но и они, и те,
кто пришел им на смену, использовали подвал в качестве кладовой. Мне страшно
было даже подойти к верхним ступеням.
Но в тот день меня ничто не могло удержать. Я мысленно
подготовилась к этому шагу. Оказавшись за дверью, я заперла ее изнутри на засов
(это одно из моих новшеств), включила свет и спустилась в подвал.
Первым делом я стала искать глазами аппарат, убивший Ники
Бордена, но его там уже не было – что, впрочем, неудивительно. Зато в центре
сохранилось круглое углубление, и я захотела рассмотреть его повнимательнее.
Похоже, оно появилось уже после того, как зацементировали пол, и служило
определенной цели, поскольку в цементе виднелись просверленные через равные
интервалы отверстия, а в них – металлические опоры, которые, судя по всему,
некогда держали деревянные рейки. Прямо над этим углублением к потолку крепился
большой распределительный щит. Толстый кабель тянулся от него к стоявшему у
стенки трансформатору, но сам щит уже зарос грязью и ржавчиной.
Я заметила, что от щита во все стороны расходятся
многочисленные подпалины; кто-то замазал их слоем белой водоэмульсионной
краски, и все же они были видны невооруженным глазом.
Но больше ничто не напоминало о том, что здесь когда-либо
стоял злополучный аппарат.
Его я обнаружила чуть позже, когда стала обследовать
расставленные чуть ли не по всей длине одной из стен ящики, коробки и большие
упаковки непонятного назначения. Вскоре мне стало ясно, что здесь хранится
иллюзионный реквизит моего прадеда – очевидно, с момента его смерти. Впереди
стояли, ничем особенным не выделяясь, два громоздких деревянных ящика, такие
тяжелые, что мне оказалось не под силу даже сдвинуть их с места, не говоря уже
о том, чтобы вынести из подвала. На одном из них были нанесены черной краской,
сильно помутневшей от времени, точки маршрута: Денвер, Чикаго, Бостон, Ливерпуль
(Англия). Сбоку все еще держалась таможенная декларация, но такая ветхая, что
она осталась у меня в руке, стоило только к ней прикоснуться. Поднеся ее к
свету, я увидела выведенное каллиграфическим почерком описание: «Содержимое –
научные приборы». По всем сторонам обоих ящиков виднелись кольца и скобы для
переноски.
Я попыталась вскрыть ближайший ко мне ящик, шаря руками по
его поверхности, как вдруг крышка сама собой легко поднялась под действием
какого-то внутреннего механизма. Мне сразу стало ясно, что это и есть составные
части электроаппарата, который я видела в тот вечер, но, поскольку он находился
в разобранном виде, никакой опасности я не ощутила.
На внутренней стороне крышки были наклеены листы ватмана,
даже не пожелтевшие и не покоробившиеся от времени, несмотря на почтенный
возраст, а на них четким почерком, правда, мелко и витиевато, были написаны
инструкции. Я просмотрела первые строки:
1. Найдите, проверьте и испытайте контур заземления в
помещении. При несоответствии нормативам аппаратуру не включать. См. ниже пункт
27, где даны подробные указания по монтажу, проверке и испытанию контура
заземления. Необходимо, сверять цвет проводов по прилагаемой схеме.
2. (При использовании за пределами США и Великобритании.)
Найдите, проверьте и испытайте местный источник тока. Используйте для этого
измерительные приборы, находящиеся в специальном контейнере № 4.5.1, и
определите вид тока, напряжение и частоту. Регулировка режима главного
трансформатора описана в п. 15.
3. При сборке аппарата проверяйте надежность местного
электроснабжения. Запрещается использовать аппарат при отклонении ± 25 В.
4. При обращении с компонентами всегда надевайте защитные
перчатки, находящиеся в специальном контейнере № 3.19.1 (запасная пара в №
3.19.2).
И так далее, подробнейшие инструкции по сборке.
(Впоследствии мне сделали копию, которую я храню дома.) На последнем листе
стояла подпись «Ф. К. Э.».
Под крышкой второго ящика я нашла аналогичный список
инструкций по безопасному демонтажу и разборке аппарата, а также по правильной
упаковке компонентов в соответствующие контейнеры.
Именно тогда я начала понимать, что за человек был мой
прадед. Я имею в виду сущность его занятий, размах дарования, масштабы
достижений. До этого он был для меня просто «предок», дедушка, чьи вещи
остались храниться в доме. Теперь я впервые осознала его как личность. Эти
ящики с тщательно расписанными инструкциями принадлежали ему, да и сами
инструкции были написаны им самим или, что еще вероятнее, для него. Я долго
стояла неподвижно, воображая, как он со своими помощниками быстро распаковывает
аппарат, чтобы успеть собрать его к первому представлению. Почти ничего о нем
не зная, я все же составила определенное мнение о его занятиях и в некоторой
степени – о его отношении к делу.
(В том же году, но позднее, я разобрала все его вещи, и это
тоже помогло мне ощутить его натуру. В бывшем его кабинете хранилась масса
подшитых в папки бумаг: корреспонденция, счета, журналы, бланки заказов,
дорожные документы, афиши, театральные программы. В этих папках была отражена
значительная часть его жизни, но ведь еще кое-что хранилось в подвале, а именно
сценические костюмы и реквизит. Большинство костюмов истлело от времени, их
пришлось выбросить, зато все оборудование для фокусов было исправно или легко
восстановимо, и, поскольку мне нужны были деньги, я продала лучшие экземпляры
коллекционерам. Я также избавилась от его собрания книг по магии. От заезжих
покупателей я узнала, что материалы Руперта Энджера если и представляют
некоторую ценность, то лишь в денежном отношении. С профессиональной же точки
зрения, они могут вызвать разве что любопытство. Великий Дантон выполнял
преимущественно трюки бытового характера, которыми нынче не удивишь ни
специалистов, ни коллекционеров. Электроаппарат я не продала; он до сих пор
стоит в упакованном виде у меня в подвале.)
