Из окна моего номера видны две примечательные особенности
Колорадо-Спрингс – две из трех, которые привели меня сюда. После захода солнца
городок словно танцует в огнях электрического света. На улицах горят высоко
подвешенные фонари; в каждом доме ярко лучатся окна, а в «даунтауне» – деловой
части города, на которую, собственно, и выходят мои окна, – многие
магазины, конторы и рестораны выделяются великолепными рекламными вывесками,
которые вспыхивают и сверкают в теплой ночи.
Кроме того, за городской чертой на фоне ночного неба
виднеется черная громада знаменитой горы Пайкс-Пик, высотой около 15 тысяч
футов.
Завтра я совершу восхождение на первые подступы к вершине
Пайкс-Пика и постараюсь отыскать третью достопримечательность, которая привела
меня в этот городок.
12 июля 1900 года
Вчера вечером я слишком утомился, чтобы делать записи, а
нынче, в силу сложившихся обстоятельств, буду коротать время в одиночестве, не
покидая пределов города. Пользуясь этим удобным случаем, могу без всякой спешки
описать события минувшего дня.
Проснувшись рано утром, я позавтракал в отеле и быстро дошел
до центральной площади, где меня должна была ожидать коляска. Я отдал это
распоряжение письмом перед отъездом из Лондона и, хотя получил подтверждение,
был далеко не уверен, что меня встретят. К моему величайшему изумлению, меня
ждали в назначенное время и в назначенном месте.
Как водится в Америке, мы быстро стали закадычными друзьями.
Его зовут Ральф Д. Гилпин; он коренной житель Колорадо. Я зову его Рэнди, а он
меня – Робби. Это низкорослый толстячок с пышными седыми бакенбардами,
обрамляющими жизнерадостное лицо. У него голубые глаза и загорелая кожа цвета
красной охры, а седая (как и бакенбарды) шевелюра отливает сталью. Он носит
кожаную шляпу и невообразимо засаленные штаны. На левой руке у него не хватает
одного пальца. Под облучком коляски он возит ружье, причем, как сам утверждает,
заряженное. При всей своей услужливости и бьющей через край доброжелательности,
Рэнди относится ко мне с некоторым подозрением, которое я сумел распознать
только потому, что не одну неделю провел в Штатах. Большую часть времени,
которое занял подъем на Пайкс-Пик, я потратил на то, чтобы уяснить возможную
причину такого недоверия.
По-видимому, оно возникло в результате стечения
обстоятельств. Из моего письма Рэнди вынес впечатление, что я, подобно многим
приезжим, собираюсь искать в этих краях золото (отсюда я заключил, что в горах
немало богатых золотых жил). Однако потом он несколько разоткровенничался и
сообщил, что приметил меня, когда я только переходил через площадь, но
поначалу, глядя на мою одежду и манеру держаться, принял меня за священника.
Золото – это понятно; церковнослужитель тоже вписывался в его картину мира, но
сочетание того и другого не умещалось у него в голове. А когда этот странный
британец потребовал, чтобы его отвезли в высокогорную лабораторию, пользующуюся
дурной славой, дело приняло и вовсе непонятный оборот.
Так и получилось, что Рэнди стал относиться ко мне с
опаской, и у меня не было возможности его успокоить: ведь моя истинная
профессия, как и цель поездки, тоже лежит за пределами его понимания!
Дорога к лаборатории Никола Теслы представляет собой череду
крутых и пологих подъемов на восточном склоне гигантской горы; сразу за чертой
города начинается густой лес, который расступается примерно через милю,
открывая взору скалистый пейзаж с редко разбросанными высоченными елями. К
востоку тянулись необъятные просторы, но местность с этой стороны оказалась
настолько плоской и однообразно возделанной, что не давала, в сущности, никаких
поводов для восхищения.
Часа через полтора мы достигли безлесного плато на
северо-восточном склоне. Я заметил немало свежих пней, свидетельствующих о том,
что все здешние деревья недавно пошли под топор.
В центре этого неприметного плато – совсем не такого
обширного, как я ожидал, – находилась лаборатория Теслы.
– Ты сюда по делам, Робби? – спросил Рэнди. –
Ну, смотри, держи ухо востро. Люди поговаривают, тут нечисто.
– Опасности меня не страшат, – твердо заявил я.
Мы быстро сторговались насчет обратной дороги. Я понятия не
имел, как поступает сам Тесла, когда ему нужно съездить в город, и хотел быть
уверенным, что смогу беспрепятственно вернуться к себе в отель. Заверив меня,
что у него тоже есть поблизости дело, Рэнди обещал подъехать к лаборатории во
второй половине дня и дождаться моего появления.
Коляску он остановил поодаль от здания: мне пришлось идти
пешком добрых четыреста-пятьсот ярдов.
Лаборатория представляла собой сооружение из голых
некрашеных досок, которое несло на себе многочисленные приметы скоропалительных
решений. Создавалось впечатление, будто разнообразные мелкие пристройки с
двускатными крышами добавлялись от случая к случаю, уже после возведения
главного корпуса: крыши имели разный наклон и сходились на стыках под самыми
причудливыми углами. Крыша главного корпуса поддерживала (или пропускала снизу)
массивную деревянную вышку для подъема тяжестей, а над одной из боковых крыш
виднелся другой подъемник, размером поменьше.
В середине здания вертикально вверх поднимался металлический
шест, диаметр которого плавно уменьшался с высотой; можно было бы сказать, что
шест сходится в точку, если бы на его конце не располагалась большая
металлическая сфера. Слегка раскачиваемая легким горным ветерком, она сияла в
ярком свете утреннего солнца.
По обе стороны дороги прямо на земле размещалось несколько
технических устройств неизвестного мне назначения. В каменистую почву было
вбито множество металлических стержней, некоторые из них соединялись между
собой изолированными проводами. Возле главного корпуса находилось деревянное
строение со стеклянной стенкой, через которую я разглядел измерительные или
регистрирующие приборы.
Вдруг я услышал оглушительный треск, и внутри здания
ослепительно полыхнула череда устрашающих вспышек: белых, бело-голубых и
розовато-белых, повторяющихся беспорядочно, но быстро. Столь могучими были эти
взрывы света, что они не только пробивались сквозь пару окон, находившихся в
поле моего зрения, но и высвечивали мельчайшие трещинки и отверстия в материале
стен.
Должен признаться, в тот момент моя решимость сильно поколебалась,
и я даже оглянулся, чтобы посмотреть, остается ли еще Рэнди со своим экипажем в
пределах досягаемости. (Как ветром сдуло!) А сделав еще пару шагов, я совсем
пал духом, потому что обнаружил перед собой рукописный плакат, укрепленный на
стене у главного входа:
ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!
Вход строго воспрещен!
Пока я раздумывал над этой надписью, электрические разряды
угасли так же внезапно, как и вспыхнули, и это показалось мне добрым
предзнаменованием. Я забарабанил кулаком по двери.
Через несколько секунд дверь открыл Никола Тесла собственной
персоной. Всем своим нетерпеливым видом он показывал, что его, занятого
человека, бесцеремонно оторвали от важного дела. Это было неудачное начало, но
от своих намерений я не отступился.
