Тесла обещает провести еще одну демонстрацию завтра, уверяя,
что на этот раз никаких проблем не возникнет. Чувствую, ему не терпится
получить остаток гонорара.
11 октября 1900 года
Калдлоу-Хаус, графство Дербишир.
Вот уж никак не думал, что мне будет суждено делать какие-то
записи на этот счет. Нелепый случай оборвал жизнь моего старшего брата Генри, а
так как он не оставил потомства, я, в конечном счете, унаследовал титул и земли
нашего отца.
Теперь я постоянно живу в родовом имении, поставив крест на
карьере мага-иллюзиониста. Мои ежедневные занятия сводятся к управлению
поместьем и диктуются необходимостью решать многочисленные проблемы чисто
практического свойства, порожденные прихотями, грешками и откровенными
финансовыми промахами Генри.
Подписываюсь:
Руперт, 14-й граф Колдердейл.
12 ноября 1900 года
Только что вернулся после краткого посещения дома в Лондоне,
где жил до поездки в Америку. Моя цель состояла в том, чтобы освободить жилые
комнаты и бывшую студию-мастерскую, а затем продать их с молотка. Поместье
Колдлоу находится на грани финансового краха, и мне нужно срочно изыскать
средства, чтобы произвести неотложный ремонт отцовского дома и некоторых других
построек, доставшихся мне по наследству. Естественно, я ругаю себя последними
словами, что оставил в лаборатории Теслы все деньги, накопленные за годы
выступлений на сцене. При поспешном отъезде из Колорадо в Англию (после
получения известия о смерти Генри) я не нашел ничего лучше, как выплатить ему
авансом всю оставшуюся часть гонорара. Мне тогда и в голову не пришло,
насколько радикально изменится вся моя жизнь.
Тем не менее возвращение в Идмистон-Виллас подействовало на
меня самым неожиданным образом. Дом пробудил множество крайне запутанных
воспоминаний, однако прежде всего на память мне пришли первые дни в Лондоне. Я
был тогда почти ребенком, не имеющим ни наследства, ни житейского опыта, ни
систематического образования, ни ремесла, ни специальности. Однако наперекор
всему я преуспел в жизни, сделался вполне состоятельным человеком и достиг
широкой известности. Я был и, надеюсь, все еще остаюсь на вершине профессии
иллюзиониста. Не имея никакого желания почивать на лаврах, я вложил большую
часть своих средств в новейшую иллюзионную аппаратуру, использование которой,
без сомнения, могло дать новый толчок моей карьере.
После двух дней тоскливых раздумий я отправил наконец
короткое письмецо Джулии. За эти годы я так и не смог ее забыть, потому что,
несмотря на наш давний разрыв, она по-прежнему символизирует для меня ранние
годы в Лондоне. Все мои юношеские планы и мечты были навеяны любовью к Джулии.
К моему удивлению, но и к безусловной радости, она дала
согласие на встречу, и два дня назад я провел полдня с нею и детьми в доме
одной из ее подруг.
Встреча с семьей в такой обстановке породила в душе целый
вихрь чувств, и все мои планы, касавшиеся различных практических вопросов, были
отставлены. Джулия, державшаяся вначале холодно и отчужденно, была заметно тронута
моим эмоциональным потрясением (Эдвард так статен и пригож собой, а ведь ему
всего шестнадцать лет; Лидия и Флоренс так прелестны и хорошо воспитаны; я
просто не мог на них налюбоваться) и вскоре заговорила со мною тепло и
доброжелательно.
Затем я поведал ей свои новости. Даже в годы, когда мы были
женаты, я не посвящал ее в подробности моего прошлого, поэтому мой рассказ стал
для нее тройным сюрпризом. Прежде всего я открыл ей, что в молодости порвал с
семьей и домом, о существовании которого она раньше и не подозревала; затем она
узнала, что я теперь вернулся в родовое поместье, и, наконец, я признался, что
решил отказаться от карьеры иллюзиониста.
Как и следовало ожидать, Джулия приняла мой рассказ
невозмутимо (и только услышав, что теперь ее положено называть леди Джулия, на
мгновение лишилась самообладания). Чуть позднее она спросила, не поторопился ли
я, оставив карьеру фокусника. Я ответил, что у меня нет выбора. Она поведала,
что, несмотря на наш разрыв, продолжала с восхищением следить за моей карьерой,
сожалея лишь о том, что больше не принимала в ней участия.
Пока мы беседовали, я чувствовал, как во мне нарастает
раскаяние или, скорее, беспредельное отчаяние от того, что ради какой-то
американки я бросил жену и, что еще более непростительно, своих чудесных детей.
Вчера, перед отъездом из Лондона, я снова попросил Джулию о
встрече. На этот раз детей с нею не было.
Я взывал к ее милосердию и умолял о прощении за все зло,
которое ей причинил. Просил ее вернуться ко мне и заново начать семейную жизнь.
Клялся сделать для нее все, что в моих силах.
Она обещала серьезно обдумать мои слова, но пока ответила
отказом. Что ж, поделом мне.
В тот же день я отправился ночным поездом в Шеффилд и не мог
думать ни о чем другом, кроме примирения с Джулией.
14 ноября 1900 года
Поскольку на мне лежит ответственность за этот обветшалый
дом, я вынужден постоянно думать о деньгах.
Нелепо само положение, когда приходится мириться с
безденежьем после огромных и бессмысленных трат, поэтому я написал Тесле и потребовал
вернуть все, что было ему уплачено. Прошло уже почти три месяца с тех пор, как
я уехал из Колорадо-Спрингс, а от Теслы – ни слуху, ни духу. Вне зависимости от
теперешнего состояния его дел, я добьюсь возврата денег, поскольку одновременно
написал в нью-йоркскую адвокатскую контору, которая оказывала мне кое-какие
услуги во время моих последних гастролей. Я поручил своим поверенным начать
судебный процесс против Теслы в первый день следующего месяца. Если он
возвратит деньги немедленно по получении моего письма, я отзову свой иск, но
если он этого не сделает, пусть пеняет на себя.
15 ноября 1900 года
Собираюсь еще раз съездить в Лондон.
17 ноября 1900 года
Я снова в Дербишире и чувствую, что устал от поездок по
железной дороге. Зато от жизни я не устал.
Джулия высказала свои мысли относительно возможности нашего
воссоединения. Если вкратце – я должен принять несложное решение.
Она возвратится ко мне, и мы заживем одной семьей, но только
при условии, что я продолжу карьеру иллюзиониста. Она хочет, чтобы я оставил
Колдлоу-Хаус и вернулся в Идмистон-Виллас. По ее словам, и она сама, и дети не
хотят переезжать в далекий и чужой для них Дербишир. Она отчеканила свои
требования столь недвусмысленно, что я понял: на компромисс она не пойдет.
Пытаясь убедить меня, что ее предложение послужит на пользу
и мне самому, она добавляет еще четыре важных довода.
Во-первых, говорит Джулия, мы оба «отравлены» сценой, и хотя
сейчас она видит смысл своей жизни в детях, ей хочется принимать полноценное
участие во всех моих будущих сценических начинаниях. (Надо понимать, мне будет
запрещено выезжать на заграничные гастроли без нее, чтобы не было риска
повстречаться с очередной Оливией Свенсон, которая встанет между нами.)
