Он пытался что-то сказать, но изо рта у него вырывались только
свистящие нечленораздельные звуки, какие издает человек, захлебывающийся
собственным страхом.
Я заметил, что передо мной человек не первой молодости. Его
волосы тронула седина. Под глазами образовались мешки. Шея покрылась морщинами.
Распростертый подо мной, он боролся за свою жизнь против бесплотного демона,
который оседлал его и занес уже нож, готовясь отнять у него жизнь.
Эта мысль была невыносима. Я не смог довести преступление до
конца. Не смог вот так, запросто, его убить.
Страх, злость, напряжение сил – все это куда-то делось.
Я отбросил нож и скатился с кушетки. Теперь, отступая назад,
я остро ощутил собственную беззащитность и сжался при мысли о том, на что может
пойти Борден.
Но он остался лежать, все так же прерывисто дыша и
вздрагивая всем телом от пережитого ужаса. Я смиренно застыл на месте,
подавленный тем, что сотворил с этим человеком.
Наконец он взял себя в руки.
– Кто ты такой? – спросил он срывающимся голосом.
– Я Руперт Энджер, – прохрипел я в ответ.
– Но ты ведь умер!
– Да.
– Тогда как же?..
Я произнес:
– Напрасно мы с тобой все это затеяли, Борден. Но убить
тебя – это не выход.
Я был раздавлен мерзостью того, что собирался совершить, и с
детства воспитанное чувство порядочности, которым я руководствовался на
протяжении всей жизни вплоть до нынешнего дня, вновь заявило о себе в полную
силу. И как только мне могло прийти в голову, что я способен на хладнокровное
убийство? Мучимый жалостью, я отвернулся от Бордена и с усилием начал
вдавливать себя в деревянную дверь. Медленно проникая сквозь нее, я снова
услышал его хриплый стон ужаса.
V
Покушение на жизнь Бордена вызвало у меня приступ отчаяния и
отвращения к самому себе. Я сознавал, что предал себя, предал свой престиж
(который ничего не знал о моих действиях), предал Джулию, детей, имя своего
отца, всех друзей, с которыми свела меня жизнь. Если мне и требовалось
доказательство, что вражда с Борденом была чудовищной ошибкой, то теперь я его
получил. Как бы мы ни досаждали друг другу в прошлом – ничто не могло оправдать
ту жестокость, до которой я опустился.
В жалком состоянии безысходности и апатии я вернулся в
комнату, которую снимал, с мыслью, что не смогу дальше выносить бремя своего
существования. Моя жизнь потеряла смысл.
VI
Я задумал довести себя до истощения и умереть, но даже у
такого существа, как я, есть воля к жизни, которая становится преградой на пути
подобных решений. Мне казалось, смерть не заставит долго себя ждать, если
просто отказаться от еды и питья. Однако мне пришлось на собственном опыте
узнать, что жажда разгорается в безумное наваждение. У меня не хватило силы
воли выдержать эту муку до конца. Каждый раз, делая несколько глотков, я
ненадолго отодвигал свою кончину. Точно так же обстояло дело с едой; голод –
это чудовище.
Через некоторое время я кое-как примирился с
действительностью и остался жить – никчемный выходец из сумеречного мира,
созданного, как мне казалось, мною самим в той же мере, что и Борденом.
Большую часть зимы я провел все в том же убогом состоянии –
неудачник, не сумевший даже покончить с собой.
В феврале я ощутил, как в глубине души нарастает какое-то
непонятное беспокойство. Вначале это показалось мне следствием утраты,
постигшей меня в Лоустофте; ведь мне никогда больше не придется увидеться с
Джулией и детьми. Я сам наложил на себя этот запрет, взвесив все обстоятельства
и придя к выводу, что мое желание быть с ними значит неизмеримо меньше, нежели
стремление оберечь их от шока, который неминуемо последует за моим появлением.
Шло время, и печаль переросла в нестерпимую боль, глодавшую
меня изнутри. Однако я не находил вокруг никаких причин, которыми можно было бы
это объяснить.
Тогда я обратился мыслями к моему второму «я», к престижу,
которого оставил в Лоустофте, и в ту же секунду меня словно что-то ужалило. Я
сразу понял: с ним что-то неладно. То ли он стал жертвой несчастного случая, то
ли над ним нависла угроза (не Борден ли – один из двоих – взялся за старое?),
то ли его здоровье стало ухудшаться гораздо быстрее, чем я ожидал.
Когда же я снова подумал о нем – но не вообще о его существовании,
а именно о здоровье, – мне тотчас стало ясно, что с ним происходит. Он
тяжело болен, а то и лежит при смерти. Мне необходимо было оказаться рядом с
ним, помочь ему всем, что в моих силах.
К этому времени я и сам не мог похвалиться телесным здоровьем.
Мало того что несчастный случай в театре обрек меня на почти бесплотное
существование, – скудная пища и недостаток движения превратили меня в
живые мощи. Я редко покидал свою убогую комнатушку и отваживался на это только
ночью, когда меня никто не видел. Надо мной довлело сознание, что выгляжу я
омерзительно – как сущий вампир. Перспектива длительного путешествия в Дербишир
была чревата множеством опасностей.
По этой причине я предпринял некоторые усилия, чтобы
изменить к лучшему свой внешний облик: заставил себя принимать разумные
количества еды и питья, кое-как обкорнал всклокоченные лохмы и украл новый
костюм. По моим расчетам, за несколько недель вполне можно было бы вернуться к
тому состоянию, в котором я оказался после Лоустофта, но мне понадобилось куда
меньше времени: улучшение наступило почти сразу, и я воспрял духом.
Мое настроение омрачалось только сознанием того, что мой
престиж испытывает нестерпимую боль.
Все сходилось к одному: надо возвращаться в фамильное
поместье. Когда шла последняя неделя марта, я купил билет на ночной поезд до
Шеффилда.
VII
Пытаясь предугадать, что ждет меня дома, я был уверен только
в одном: мое внезапное появление не станет неожиданностью для той ипостаси меня
самого, которую я назвал своим престижем.
Я прибыл в Колдлоу-Хаус ясным весенним утром. При ровном
солнечном свете моя телесная оболочка выглядела на удивление плотной. Но я
понимал, что даже в этих благоприятных условиях представляю собой весьма
странную фигуру. За время короткого дневного переезда от железнодорожного
вокзала Шеффилда в кэбе, омнибусе и затем снова в кебе я притягивал к себе
множество любопытных взглядов. Такое часто бывало и в Лондоне, но лондонцы уже
привыкли, что по столичным улицам разгуливают самые что ни на есть диковинные
персонажи. Здесь же, в провинции, похожее на скелет создание в темной одежде и
широкополой шляпе, с неестественным цветом лица, кое-как обкромсанными вихрами
и жутким провалом глаз стало предметом дотошного внимания и опасливого
интереса.
Подойдя к дому и остановившись у входа, я несколько раз
постучал дверным молотком. Мне ничего не стоило проникнуть внутрь, но кто мог
знать, что там меня ожидает? Нагрянув сюда без предупреждения, я счел за лучшее
воздержаться от поспешных шагов.
