И тальманша, подавив естественное желание бежать на помощь страдающему человеку, вернулась на место. А глотающий воздух «представитель заказчика» обвисал на своем стуле напротив лопающего пса и двух портовых рабочих и смотрел на них с презрением и ненавистью.
* * *
– Сахар, – сказала Оале Найу учителю. – Понимаете? Огромный пароход, сверху донизу забитый сахаром в мешках. Мы уже предвкушали, как будем его разгружать. Ребята изумительно умеют воровать сыпучие продукты. Знаете, сколько сахара лезет в маленькую дамскую муфточку, вроде моей? Как-то раз я пронесла через охрану муки для всей бригады.
– Тебя, наверное, очень любят там, Оале, – задумчиво сказал Риха Рабода.
Он раскинулся на своей низкой шелковой тахте, облаченный в красную мягкую одежду с лентами вместо рукавов. Белая рубашка с тесемками у запястий и под горлом была расшита тонкими голубыми цветками.
– Хочешь, я создам модель женской одежды специально для тебя, Оале? – спросил ее учитель. – У меня есть несколько идей.
Оале, в старом платье своей матери, покачала головой.
– Пока все не закончится, я не смогу их носить.
– Это еще очень долго не закончится, Оале, – сказал Риха Рабода. – Ты рискуешь потерять свою молодость. А это не следует делать.
– Я… не трачу денег, – сказала она. – Ну, почти. Только на еду.
– А на что ты собираешься их потратить потом? – удивился учитель. – И когда это «потом», по-твоему, настанет? Ты сможешь это определить?
– Мало ли… Не знаю. Вдруг понадобится? На то, чтобы уехать отсюда. На подкуп властей. На наемных убийц. Все может случиться. Мне спокойнее, когда деньги при мне.
– Один раз они уже обесценились, – задумчиво проговорил Риха Рабода.
– Мои не обесценятся, они в эльбейском банке…
Рабода поменял позу, удобнее устраиваясь на тахте.
– Что ты говорила о сахаре? – напомнил он.
– А, да. Сахар. Вчера ночью мы видели, как его топят в порту. Подтаскивают мешки к борту и выворачивают.
– Может быть, он испорчен? – предположил Рабода.
Оале Найу чуть дернула плечом.
– За кого вы меня принимаете, господин Рабода? Разведка все выяснила в точности. Ребята спрашивали моряков, те подтвердили: высокосортный сахар, очищенный.
– Вероятно, в акватории порта утонул кто-то важный, и теперь верные соратники пытаются сохранить его тело навечно в сиропе, – задумчиво проговорил Риха Рабода. Он был так серьезен, что Оале поначалу даже приняла его слова за чистую монету.
Учитель чуть повернулся и крикнул:
– Гийан!
Гийан появился после долгой возни в соседней комнате и приглушенного бормотания. Очевидно, он сражался с несколькими врагами сразу и в конце концов одолел их и внес, пленных и усмиренных: кувшин с кипящей водой и три чашки, нанизанных на пальцы.
– А, это ты… Привет, Оале! – сказал он.
Оале Найу улыбнулась однокласснику приветливо и чуть отстраненно. Они с Гийаном никогда не были особенно близки, ни в школе, ни потом, но сейчас теплых чувств и не требовалось: довольно было сходства в образе мыслей.
– Запиши-ка кое-что, Гийан, – велел учитель и потянулся к чашке, чтобы согреться. – В порту топят сахар. Как называется пароход?
– «Гермала».
– Ты можешь узнать, кому принадлежит «Гермала»?
– Сделаем, – заверил Гийан.
– Скорее всего, она записана на подставное лицо, – предупредила Оале. И, чуть смутившись, добавила: – Может быть, это все пустое… Вечно мне повсюду чудятся заговоры и злодейские умыслы…
Гийан налил сладкой воды себе в чашку и уселся на полу.
– У нас гостья, – строго напомнил ему Рабода.
Гийан смутился и отдал Оале свою чашку, а себе взял другую.
– Найду я этого гада, который сахар топит, – обещал он. – По всей видимости, грядет обвальное повышение цен.
– Мелочь, конечно, – снова сказала Оале. – Ну, сахар. Ну, цены на него подскочат.
– Может быть, это и мелочь, – возразил учитель, – но смысл ведь не в том, чтобы сделать что-то по-настоящему крупное. Крупных дел больше не будет. Их задача – другая. Унизить.
– Как могут унизить человека цены на сахар? – сказала Оале.
– Ты говоришь это потому, что для тебя ничего не стоит утащить пуд-другой сахара. Ты говоришь это потому, что легко можешь вообще прожить без сахара. А теперь представь себе, что есть такие люди – и их большинство, – которым необходимо, чтобы в доме хранилось все. Припасики. Они побегут в магазины и начнут там давиться, хватать товар и требовать введения строгой учетно-распределительной системы. Потом набьют свои кладовки и удовлетворенно засядут на запасах. И будут знать: пусть хоть весь мир горит огнем – у них-то припрятано. Разве это не унижает?
– Кого? – уточнил Гийан и шумно отхлебнул сладкой воды.
– Хотя бы тех, кто так живет! – резко сказал учитель Рабода. – К чему они приучают себя и своих детей?
– Разве человек не греховен по своей природе? – спросила Оале.
– Да, – ответил Рабода. – Но условия жизни должны быть по возможности таковы, чтобы не позволять греху развиваться. Чтобы грех знал, по крайней мере, свое место. Чтобы человеку не приходилось делать титанических усилий просто ради того, чтобы ничего не украсть.
– И никого не убить, – брякнул Гийан. И пояснил: – Ну, лично мне…
* * *
Ровно через неделю, как только цены на сахар поползли вверх, все электронные газеты вновь вышли со взломом. Имя владельца «Гермалы», номер его банковского счета, имена его партнеров, количество уничтоженного продукта – все было опубликовано без всякой жалости и снисхождения.
Почти одновременно с этим небольшой розничный магазинчик подал в суд на оптовика, который подвел его с поставками сахара. Сумма неполученной прибыли была подсчитана весьма внушительная. Эта сумма исчислялась не от реальных, а от гипотетических цен на сахар.
Адвокат, который вел это дело, оперировал совершенно конкретными цифрами. Он в точности знал, например, какой процент сверхприбыли планировался владельцем «Гермалы».
Отрицать это у поставщика не осталось времени, поскольку одновременно с тем был арестован владелец «Гермалы». Его обвиняли в экологическом преступлении: выброшенный в акваторию порта сахар якобы привел к массовой гибели птиц и рыбы. Правда, доказать связь между сахаром и большим количеством дохлой рыбы, обнаруженной на берегу, не удалось, но кое-какие цифры в ходе процесса прозвучали.
В результате владелец магазинчика получил по суду большую компенсацию. Адвокат сложил в карман солидный гонорар и отправился домой.
До дома он не дошел.
Второй громкий судебный процесс сотрясал воздух несколько месяцев. Несколько раз арестовывали, а затем выпускали ревнивую любовницу погибшего. Делались разноречивые заявления для прессы. А информаторы молчали.
