– Тогда до конца моего отпуска станет ясно, остаюсь я или
уезжаю, – продолжала рассуждать Люба. – Если мы женимся, я уволюсь,
перевезу к вам вещи и найду работу в Москве. Мне кажется, что найду. Я уже
интересовалась, ну так, немножко...
Она смутилась. Ее собеседник мог подумать, что она уже все
решила за них обоих и собирается переехать во что бы то ни стало. Может быть,
даже заподозрит ее в меркантильности. Было трудно понять, что происходит в голове
у ее гипотетического мужа – выглядел он ошалевшим, словно она несла какую-то
дичь. Это было и странно, и обидно.
– Уж где-где, а в Москве вы точно работу найдете, –
заверил Астраханцев. – У нас уважают все паранормальное. – И
процитировал, слегка переформулировав, понравившуюся ему однажды мысль: –
Сегодня люди лучше знают свой астрологический знак, чем группу крови.
– Таня Хафф, – тотчас откликнулась Люба. – Роман
«Цена крови». Вам нравятся книги про вампиров?
– Ну, в общем... Они не лишены некой прелести. Полны
страстей... Слушайте, вы действительно разбираетесь в литературе? –
удивился он.
– Конечно. Я очень хорошо разбираюсь в литературе.
У Астраханцева сладко заныло под ложечкой. Еще ни одна
понравившаяся ему женщина не смогла одолеть Пруста и не знала, кто такие
нестратфордианцы. Трудно было поверить, что свалившаяся на его голову
специалистка по биоэнергетике не только похожа на фею, но еще и ловит цитаты на
ходу. Или, возможно, это касается только книг определенного толка? У него даже
локти зачесались от волнения. Он бросился к столу, схватил блокнот, найденный в
старом чемодане, и прочитал вслух:
– «Как часто невозможно догадаться, какой в душе мы умысел
храним. И груз предательств необременим, когда он может тайным оставаться». Вам
когда-нибудь попадались эти стихи?
– «Умеет подлость стильно одеваться, – подхватила
Люба. – И вид ее порой непобедим. Мы презираем склонных продаваться, но
дверь для них безмолвно отворим. Гнать подлецов мы страстью не горим. И что нам
с дураками торговаться? Мы все о них утайкой говорим. Предпочитаем скромно
улыбаться... И этим вечно потакаем им». Андрей Купавец, стихотворение вошло в
антологию, изданную в девяносто девятом году издательством «Сплин».
– Вы все на свете стихи знаете наизусть?
– Не все, но память у меня хорошая, – похвалилась
Люба. – Когда я была маленькой, меня даже показывали по телевизору.
Ребенок-вундеркинд! Папа был на седьмом небе от счастья. А маме больше
хотелось, чтобы я стала актрисой. Но я лицом не удалась, поэтому из меня вообще
ничего не получилось. Вундеркинду, чтобы пробиться, тоже, знаете ли, нужно быть
очаровательным.
«Боже мой, что за демоны мучают эту фею?! – мысленно
воскликнул Астраханцев. – Да уж, это не Амалия с ее самомнением». Гонор
ходил впереди его жены, и окружающим приходилось с ним считаться.
– Мне кажется, вы очень даже удались, – заверил
Дмитрий, и от его горячности Люба снова раскраснелась.
Ей было приятно, что она нравится будущему мужу. А в том,
что она нравится, не оставалось сомнений: то, как он напряженно следил за ней,
как лихорадочно окидывал горящим взглядом... Даже неопытная девушка способна
была сделать правильные выводы.
– Спасибо, – пробормотала Люба, смутившись. Обвела
взглядом стеллажи и с надеждой спросила: – Значит, вы разрешаете мне здесь
покопаться?
– Копайтесь, сколько душе угодно, – великодушно
разрешил Астраханцев. – А пока вы будете копаться, я схожу в магазин.
Курицу мы съели, а больше у меня ничего существенного нет. И не думайте
предлагать мне долевое участие в покупке хлеба насущного, это станет унижением
для всей отечественной профессуры.
– Хорошо, – согласилась Люба, явно преодолев внутреннее
сопротивление. – Но потом я обязательно стану вносить свою долю в общий
бюджет.
Астраханцев согласился и, сказав напоследок какие-то приличествующие
случаю слова, вылетел из дому, как был, в тренировочном костюме, рассовав по
карманам бумажник и мобильный телефон. На улице он на мгновение задохнулся,
почувствовав, как пошла кругом голова, потому что мир вокруг него изменился,
сделавшись живым и текучим. До сегодняшнего дня он был статичным, и Астраханцев
всегда знал, что на полпути к магазину торчит цветочный ларек, затем следует
стоянка маршруток и деловой центр, а за ними уже двери в супермаркет.
Сегодня он видел только жизнь, которая дышала, двигалась,
царапалась и лезла отовсюду. Или это его душу продули, словно засорившуюся
трубу, и через нее хлынули новые впечатления? Налетев на женщину с праздничным
букетом, он вместо извинения неожиданно понюхал цветы в ее руках, и она
засмеялась, хотя секунду назад у нее было тяжелое хмурое лицо.
«Наваждение», – сладко ужаснулся Астраханцев, достал из
кармана телефон и позвонил Павлику Пущину: только ему можно было рассказать все
без утайки.
– Послушай, Павлик, – горячо заговорил он, когда друг
откликнулся. – Помнишь, я рассказывал тебе, что Амалия уезжает в Прагу?
Так вот, она решила, что после отъезда в квартире нужно произвести
энергетическую уборку и пригласила специального человека, чтобы он все очистил.
– Иногда как подумаешь, что у баб в голове, так прямо с души
воротит, – с отвращением заметил Павлик, который, судя по всему, принял на
грудь. Голос у него был вязким и густым, как ликер.
– Так вот. Амалия сказала, что пришлет женщину, которая
занимается всякими такими делами, и чтобы я ей не мешал.
– А ты мешаешь? – с пьяной веселостью спросил Павлик.
– Да ты слушай меня, – осадил Астраханцев. – Эта
женщина явилась с утра пораньше, и я мгновенно выпал в осадок.
– Почему?
– Потому что она ни на кого не похожа. Это что-то
невероятное...
– Короче, тебя зацепило.
– Это бы ладно! Стал бы я тебе звонить, если бы меня просто
зацепило. Понимаешь, она почему-то уверена, что мы с ней непременно должны
пожениться. Она была уверена в этом с того самого мгновения, когда мы впервые
друг друга увидели.
– Пошли ее на хрен, – энергично предложил Павлик.
– Я не могу.
– Почему?
– Она мне нравится. Я же тебе поэтому и звоню! Она мне
нравится безумно. Она ни на кого не похожа! Она маленькая, нежная и серьезная,
и у нее фиалковые глаза, и такие плавные движения, словно она танцует – только
без музыки. Я ее как увидел, сразу подумал, что она – фея. Ну, это, конечно,
метафора, понятное дело, но она в самом деле удивительная. И она разбирается в
литературе. У нее феноменальная память на стихи и вообще... Ну, что ты об этом
думаешь?
– По-моему, у тебя тропическая лихорадка, – уверенно
сказал Павлик. – Или что-нибудь не менее опасное, определенно. Человек в
здравом уме, да еще в твоем возрасте, да еще с таким сексуальным опытом не
станет захлебываться слюной только потому, что к нему в квартиру явилось
существо женского пола. Даже если это существо эфемерно и прекрасно.
