– Пожалуйста, конечно, я не против.
– И кухню, и ванную тоже нужно будет обследовать.
– И ванную тоже? Ну хорошо, если вам так хочется.
– Хочется не хочется, а мне с этим работать, – отрезала
Люда, изрядно озадачив Грушина.
Он некоторое время размышлял над ее словами, после чего
осторожно заметил:
– А мне нравится, как у меня тут все устроено. Не
представляю, зачем прикладывать какие-то усилия и...
– Действительно, ничего не могу сказать, в квартире
чисто, – не дала ему договорить Люда, которая, очутившись в гостиной,
быстро обошла ее, осмотрев углы и закоулки. – Не понимаю, отчего ваша
Евдокия Никитична так переживает.
– Ее очень мучает Ганина шерсть.
Ускользающая от пылесоса Ганина шерсть скатывалась легкими
клубками и шевелилась в углах, доводя экономку до исступления. Когда она
охотилась за ней с тряпкой, шерсть взлетала к потолку и, словно НЛО, носилась
кругами, беснуясь в потоках воздуха, прилетавших с балкона.
– Ну, Ганина шерсть – это даже благо, отвечу я вам. Живое
существо, забирающее плохую энергию, действует на хозяев сильнее иных лекарств.
Надеюсь, вы подолгу не находитесь в тех местах, где Ганя особенно любит спать?
Грушин с сомнением посмотрел на кота, который преследовал
гостью, внимательно наблюдая за ее ногами. Еще в коридоре она разулась, но
хозяина это нисколько не смутило, потому что на ней были носки. Белоснежные
носочки с широкой резинкой, которые смотрелись безумно трогательно.
– Конечно, я все здесь... облагорожу, – пообещала
Люда. – Ароматические масла и благовония вполне подойдут. Ничего более
сильного применять не надо.
– Хотите все облагородить? Вам у меня не нравится? – В
голосе Грушина было столько разочарования, что Люда опустила руки и изумленно
взглянула на него.
– Нет, мне нравится, – ответила она и сделала еще один
оборот вокруг своей оси, чтобы посмотреть на обиталище профессора другими
глазами, глазами обычной женщины.
До сих пор она выполняла свою работу, а тут вдруг
встряхнулась и поняла, насколько у него хорошо. Атмосфера была легкой, все
вокруг дышало уютом, ни один предмет мебели не претендовал на первенство и не
желал, чтобы на него обращали внимание. Можно было забраться с ногами на диван,
не боясь навредить обивке, которая явно повидала всякое, растянуться на ковре
перед телевизором, потому что телевизор был старым и дозволялось наплевать на
расстояние до экрана. Можно было задеть руками люстру, снимая одежду через
го??ову, и не опасаться при этом, что на тебя просыплется хрустальный град
стоимостью тысяч в пятнадцать. Нельзя было только ставить стаканы на журнальный
столик без салфетки – но это такая мелочь, что и говорить о ней не стоило!
– Мне правда нравится, – еще раз подтвердила
она. – Необходимо только кухню осмотреть, и все станет окончательно ясно.
Надеюсь, вы тут без Евдокии Никитичны не умираете с голоду?
– Господи! – ужаснулся Грушин, позабывший про то,
сколько раз сегодня он кипятил чайник. – Пойдемте скорее туда, я вас
накормлю сырниками! Если можно.
Люда оказалась слишком энергичной, слишком напористой,
поэтому все шло не так, как он запланировал. Она точно знала, что ей надо и
чего хочется, а Грушин всегда тушевался перед такими женщинами.
– Можно, почему же нельзя? – пожала она плечами. –
В самолете кормят едой с консервантами, а я стараюсь ее избегать. Сказать по
правде, я голодная. Сырники будут в самый раз.
Очутившись на кухне, Люда медленно прошла по периметру,
мешая Грушину накрывать на стол. Ее манера придирчиво осматривать каждую мелочь
его ужасно удивляла. Но он подумал, что вполне может с этим смириться. В Люде
ему нравилось многое – она была очень аккуратненькой и приятной, обладала
потрясающе нежной – даже на вид – кожей и пахла чем-то свежим и ненавязчивым.
Но больше всего Грушина будоражили ямочки на ее щеках. Его так и подмывало
сказать чтонибудь смешное, чтобы снова их увидеть. Однако в голову, как назло,
ничего не шло, и он положился на Ганю, который суетился под ногами и выделывал
всякие фокусы. Когда он изображал приступы голода и корчился в воображаемых
муках перед пустой миской, Люда смеялась так, что у нее даже слезы выступили на
глазах.
Потом они вместе ели сырники, а покончив с ними,
переключились на бутерброды с колбасой, яичницу и помидорный салат. Им
оказалось так легко вместе, словно они были старыми приятелями, потерявшими
друг друга, а потом внезапно встретившимися снова. Они говорили обо всем на свете
– о породах кошек, об экологической обстановке, о последней песне Майкла
Джексона, о новом ужастике и поисках водных запасов на Луне. Им обоим казалось,
что давно уже они так интересно не проводили время.
Когда дело дошло до торта и чая, оживление немного утихло,
уступив место доверительности.
– Знаете, я ведь освободил для вас комнату, – сказал
Грушин, когда Люда положила в рот первый кусочек торта и облизала ложку.
– Для меня?! – Ложка замерла воздухе.
Люда никогда не оставалась до утра в тех домах, где
проводила очистку. Ну, если только дом оказывался загородным, а работы было
через край. Ночевать в незнакомых местах ей не нравилось, поэтому она сразу же
напряглась, когда Дмитрий сказал про комнату. Но потом посмотрела ему в глаза и
растерянно моргнула.
У него были потрясающие глаза – серые и грустные,
наполненные сыпучей печалью. Но в самой их глубине полыхал костер, и,
неосторожно обжегшись, Люда вздрогнула, неожиданно ощутив, что перед ней
особенный мужчина: его настоящая, эмоциональная составляющая была туго
спелената неудачами и предрассудками, а больше всего – разнообразными страхами.
Страхом не понравиться, быть отвергнутым, осмеянным, в конце концов...
Именно в этот миг Люда признала то, что она с первой минуты
встречи пыталась от себя скрыть, – профессор притягивает ее как магнит.
Во-первых, у него была неопределимая аура, Люда затруднялась даже описать,
какие тона в ней превалируют, это была плавильня, в которой перемешалось все на
свете... Во-вторых, профессор обладал нестандартной внешностью и благородной
мужской сдержанностью, что невероятно трогало ее как представительницу слабого
пола.
Все романы Люды оказывались скоротечными. Мужчины казались
ей открытой книгой: содержание было банальным и совсем ее не увлекало. До сих
пор. До сих пор она и представления не имела, что чувства могут возникнуть
сразу – просто так, без всяких на то оснований. Притом сильные чувства, мощные,
которые даже слегка испугали ее. Она привыкла контролировать свои отношения с
людьми, а сейчас – совершенно очевидно! – все выходило из-под контроля.
– Почему вы освободили для меня комнату? – обалдело
спросила она, глядя на Грушина круглыми глазами. – Я вас не просила.
– Знаю. Но мы обязательно должны познакомиться поближе. Если
вы сразу уедете, получится ерунда. И вообще – это нечестно. Сначала вы меня
обнадеживаете, а потом говорите, что не собираетесь задерживаться. Как можно
узнать человека, пробыв с ним рядом всего ничего?
