– Да нет, просто... Вы же сами говорили, что нужно сначала привыкнуть,
узнать друг друга получше...
– Это правда. Но я не сделал ничего особенного. Даже в метро
люди каждый день очень близко друг друга узнают. И против своей воли, заметьте!
Проедешь с кем-нибудь пару остановок зубы в зубы и уже все про человека знаешь
– какие он сигареты курит, каким дезодорантом поливается... С лету можно
диагностировать хронический гайморит или алкогольную зависимость. А вы
испугались какого-то невинного похлопывания!
– Ничего подобного, – возразила Люба, и теплая улыбка
расцвела на ее губах.
Губы были свежими, как лепестки цветов с длиннющим
названием, которые круглогодично цвели у Амалии на подоконнике. Астраханцев
постоянно обрывал их и мял в пальцах, не в силах удержаться от искушения еще
раз ощутить тончайшую бархатную нежность.
– Нам надо учиться доверять друг другу. – Он вздохнул и
разлил коктейль по стаканам. – Садитесь, ладно? Может быть, расскажете
что-нибудь о себе? Какое у вас хобби?
Он говорил и чувствовал себя идиотом. Кажется, раньше, когда
он не понимал, что происходит, общение шло гораздо лучше. По крайней мере,
естественней.
– Я собираю красивые пуговицы, – застеснявшись,
ответила Люба. – Сама делаю для них альбомы. Знаете, так интересно!
Правда, никому особо не покажешь...
– Еще бы. Не всем хочется, оказавшись в гостях,
рассматривать пуговицы.
– У меня от бабушки остались старые платья, на них были
пуговицы ручной работы. Так все и началось... А вы?
– А я увлекаюсь, хм, литературой. Но это вы уже поняли,
правда? Еще люблю слушать рок. Футбола, кстати, для меня не существует. Так что
сможете смотреть свои сериалы, даже когда наши играют с Германией.
– Но я не люблю сериалы. Кроме «Место встречи изменить
нельзя», разумеется.
– Разумеется. Слушайте, Люба, давайте не будем притворяться.
– Мы и не притворяемся. – Она смотрела на него во все
глаза. В клубничных усах, появившихся над верхней губой, искрились крупинки
сахара.
– Нет, притворяемся. Мы делаем вид, что все идет, как надо.
Что мы сильные и нам легко справляться с ситуацией. А на самом деле нам обоим
не по себе. Потому что непонятно, что из всего этого получится.
– Вы чувствуете себя уязвимым? – с любопытством
спросила Люба. – А выглядите так, как будто только и делаете, что
охмуряете женщин.
– Ничего себе, комплимент, – присвистнул
Астраханцев. – Если я и охмуряю женщин, то только с добрыми намерениями.
– Вот! Вы даже разговариваете совсем не так, как человек,
привыкший быть один.
– А я бравирую, – поспешно ответил он. – Мой
любимый актер – Билли Кристалл, а его герои всегда больше разговаривают, чем действуют.
Понимаете, это своего рода защитная реакция. На самом деле я ужасно волнуюсь. У
меня даже пупырышки выскочили от волнения. Хотите посмотреть?
– Не хочу, – покачала головой Люба. – Я вам и так
верю. И что же вы предлагаете делать для того, чтобы развеять опасения?
– Поиграть в игру. Капельку рискованную. Мы должны понять,
нет ли у нас друг к другу физического отвращения.
– В «бутылочку», что ли? – спросила Люба с
подозрением. – Лучше уж сразу поцеловаться, и дело с концом.
– А вы, оказывается, храбрая, – похвалил ее Астраханцев
и неожиданно понял, что от нервного напряжения у него скрутило живот.
Это никуда не годилось. Более того, это было нелепо. Чтобы
он так разволновался из-за невинного поцелуя?! Следовало срочно что-то
придумать.
Придумка оказалась банальной до гениальности.
– Чтобы вы не тряслись, – покровительственно заявил
Астраханцев, – предлагаю выпить чего-нибудь покрепче, чем клубничный
коктейль, а потом уже приступать к эксперименту. Что вы обычно пьете?
Обычно Люба пила белое сухое вино, но в данном случае оно
вряд ли помогло бы. От вина у нее только чуточку кружилась голова. Легкого
головокружения будет явно недостаточно для того, чтобы поцеловаться с
профессором, имея в виду, что проделывать этот фокус придется и впредь, может
быть, даже в качестве его законной супруги.
– Водку, – сказала она, памятуя, что ее друг Федор
Девушкин очень рекомендовал именно водку, чтобы с утра похмелья не было. –
А вы?
– Водка подойдет, – ответил Астраханцев и добыл из
холодильника запечатанную бутылку. – Есть у меня хороший продукт, чистый,
почти что родниковая вода.
– А на вас как водка действует? – осторожно спросила
Люба и покраснела.
– Водка на меня действует хорошо, – заверил ее
Астраханцев. – Мы же понемногу выпьем, чтобы вам целоваться было комфортней.
– Только мне? А вам самому разве не нужно выпить для
храбрости? – От Любиного прямого взгляда его пробрало так, словно он уже
махнул как минимум стаканчик самогона.
Вспомнив, что он теперь – Грушин, у которого, судя по всему,
как-то не очень ладится с женщинами, Астраханцев поспешно сказал:
– Еще как нужно. У меня огромные проблемы... с контактами.
Мне нужно долго-долго узнавать человека, чтобы перестать дичиться.
Он до краев наполнил две рюмки и посмотрел на дело рук своих
с удовольствием.
– Почему же вы тогда не выбрали себе какуюнибудь соседку или
сослуживицу, к которой давно привыкли? Наверняка есть такая, что многие годы
находилась совсем рядом. Либо на рабочем месте, либо в соседней квартире...
– Они все выходят замуж раньше, чем я успеваю сосредоточиться, –
с лету сочинил Астраханцев. – Ну что? Тронулись?
Он встал на ноги, поднял рюмку повыше и двинул ее в
направлении Любы, чтобы чокнуться.
– За то, чтобы у нас все получилось, – застенчиво
сказала она, дотронувшись своей рюмкой до его.
Она тоже поднялась и смотрела на него снизу вверх со смешным
воробьиным задором.
– Только чтобы залпом и до дна, – наставительно сказал
зачинщик пьянки. – Вот хлебушком с колбаской потом закусите.
Он придвинул к ней тарелку с вышеозначенными продуктами и,
словно для примера, слопал кусок колбасы. Нервно прожевал и проглотил, не сводя
глаз с Любы. Она закрыла глаза и маленькими глотками выпила водку, в самом
конце сильно запрокинув голову.
– Молодец, – похвалил Астраханцев, ни на секунду не
забывая, что ему предстоит ее поцеловать.
Это было такое волнующее переживание, что он едва не
приплясывал на месте. Он даже не помнил, когда в последний раз до такой степени
сходил с ума от женщины. Может, и никогда не сходил. По крайней мере, чтобы вот
так, слету, потерять рассудок...
Несмотря на хлебушек с колбаской, Люба почти сразу поплыла,
глаза ее сделались влажными, взгляд затуманился. Смутные и бурные чувства
захватили ее, сжав горло, словно тисками. Она ощущала, что там застряли слезы,
но откуда они взялись и отчего ей снова хочется плакать, понять было
невозможно. Казалось, что она уже выплакалась, но вот, поди ж ты...
