Ее молитвы были услышаны и, приседая от ужаса и напряжения,
Люба выскочила из подъезда и побежала через двор на улицу.
– Где дом номер шестнадцать? – крикнула она еще издали,
приближаясь к старушке, сидевшей на автобусной остановке.
– Да вон он, – быстро ответила та, указав направление
сухоньким пальцем. – А что у тебя, пожар?
– Хуже, – отрывисто бросила Люба. – У меня личные
неприятности!
– Знамо дело, – покивал старушка ей вслед. –
Смотри, как бы сердце не выпрыгнуло по дороге.
Люба только рукой махнула. Через несколько минут она
добежала до дома номер шестнадцать, шепотом ругая себя, на чем свет стоит.
Влетела в подъезд и вызвала лифт. На лестничной площадке ее уже ждали
взволнованные друзья.
– Вот она! – воскликнула Лена, топнув ногой. –
Легкомысленная особа! Как я за тебя переволновалась, дурочка!
Подруги бросились друг другу на шею и расцеловались. Потом
дошло дело и до Федора.
– Откуда ты, прелестное создание? – спросил он, выпятив
губу. – Ты жила на детской площадке или ночевала на чердаке?
– Люди, вы не представляете себе, что произошло.
– У тебя глаза, как у наскипидаренной кошки, – заметил
Федор. – Чего только я не передумал... К телефону не подходишь...
Приезжаю, а тебя нет.
– Так ты приехал потому, что я к телефону не
подходила? – изумилась Люба.
– Нет, он приехал предложение делать, – сообщила Лена,
скорчив мученическую рожу.
– Кому это?
– Тебе, – снисходительно ответила все та же
Лена. – Из благородства.
Она взяла Любу за руку и затащила в квартиру. Федор, бурно
дыша, последовал за ними. Дверь прикрыли медленно, так, чтобы замок лишь тихо
щелкнул.
– Грушин спит, – переходя на шепот, пояснила подруга и
ткнула Федора кулаком в бок. – Давай, объясняйся.
– А чего объясняться-то? – вспетушился тот, мгновенно
покрывшись испариной. – Люба, мы знаем друг друга с детства...
– Начало ужасное, – сказала Люба. – Федька, ты с
ума сошел? Ты же меня не любишь!
– Как сестру – очень даже люблю, – запальчиво возразил
тот. – И мне не нравится, что ты отправилась хрен знает куда только для
того, чтобы не остаться в девках.
– Федор, ты страшно великодушен, – сказала Люба, едва
не прослезившись от избытка чувств, – но это уж слишком!
– Если тебе приспичило замуж, я, как твой друг, должен
подставить плечо.
– Знаешь, я ужасно польщена и все такое, но – нет, дело не
выгорит.
– Почему? – хором спросили друзья.
– Нет, а ты-то! – Люба посмотрела на подругу
укоризненно, и та, оправдываясь, горячо заговорила, приложив руки к груди:
– А что, Федька дело говорит. По крайней мере, ты его хорошо
знаешь...
– Минуточку, – прервала ее Люба, сузив глаза. –
Что тут у вас случилось? Объясните, пожалуйста.
– Понимаешь, пока ты где-то шлялась, Грушин, кажется,
влюбился в другую женщину. Ужасно неприятная история, и я не все еще знаю...
– Дело в том, что герой твоего романа скушал что-то не то и
отравился, – вмешался Федор с важным видом. – Нет, он жив, но ему
жутко плохо. В бреду он все время зовет ту женщину, которая от него сбежала...
Люду. Кстати, мы ее видели. Кажется, они поссорились, и она сделала ему ручкой.
А Грушину после этого сразу стало плохо.
– Антон сейчас с ним, – поделилась Лена. – Он же
врач, я тебе говорила?
– Сто раз.
– Сейчас я тебя с ним познакомлю.
– Сначала она расскажет, где провела ночь, – тоном
строгого родителя заявил Федор и накинулся на Любу: – Зачем ты мне соврала,
когда я позвонил? Говоришь: «Я у Грушина, он такой замечательный...»
– Боже мой, это страшная история. – У Любы запылали
щеки. – Здесь нельзя разжиться чашечкой кофе? Дело в том, что я убежала от
этого типа еще до завтрака.
– От этого типа? – возопил Федор, вытаращив
глаза. – Я так и знал. Так и знал, что тут замешан мужчина. Стоит
провинциалке приехать в Москву, как она тотчас попадает в лапы какого-нибудь
проходимца.
– Не думаю, что он проходимец, – с сомнением заметила
Люба. – И это не я в его лапы попала, а он в мои!
Друзья повлекли бедняжку на кухню, где на табуретке восседал
Ганимед Ванильный Дым, принимавший участие во всех любовных похождениях хозяина
и чувствовавший себя из-за этого пупом земли. А может, он с самого рождения
чувствовал себя пупом земли, потому что был писаным красавцем, и люди не давали
ему об этом забыть.
– Какое чудо! – воскликнула Люба, схватив кота и
принимаясь его тискать. Тот не возражал, а даже напротив – начал громко урчать,
перебирая лапами в воздухе и впиваясь когтями в воображаемый диван.
– Давай с самого начала, – потребовала Лена. – Ты
взяла билет на поезд и поехала в Москву.
– Короче говоря, все шло по плану. Я приехала и позвонила
тебе от автобусной остановки, – принялась повествовать Люба, с тревогой
наблюдая за тем, как Федор варит ей кофе. Ложки, банки и пакеты так и мелькали
в воздухе, словно шары в руках жонглера.
– Я помню, как ты звонила. Только связь прервалась.
– Связь прервалась как раз в тот момент, когда я поняла, что
неразборчиво записала номер дома.
– Так ты перепутала дом?! – закричал Федор, позабыв про
наличие в квартире заболевшего хозяина.
– Что же ты орешь? – прикрикнула на него Лена. – У
тебя кофе сейчас убежит.
– Извиняюсь. Но когда ты пришла не в тот дом, который
нужно, – снова накинулся он на Любу, – ты что, даже не догадалась
спросить, как зовут того мужика, который тебе дверь открыл?!
– Так в том-то все и дело, что его тоже зовут Дмитрием! И он
тоже профессор! Представляете?
У Лены неожиданно загорелись глаза.
– Знаешь, а ведь это судьба! Нет, правда. Он тебе
понравился? Наверное, понравился, раз ты осталась у него ночевать.
– У тебя с ним что-нибудь было? – грозно спросил Федор,
бухнув перед Любой кружку с кофе, с виду похожим на сургуч. – То есть он
делал поползновения?.. В смысле – ты не потеряла от него голову окончательно?..
– Ты с ним спала? – подытожила метания Федора Лена.
– Нет, вы что? Нет. – Люба помотала головой. – Но
если бы это был Грушин, то вскоре... Может быть... Да, это случилось бы.
В глазах ее появилось мечтательное выражение, взгляд уплыл в
окно и некоторое время порхал над пыльно-зелеными липами.
– А когда ты поняла, что он не Грушин? – спросил Федор,
возвращая ее с небес на землю.
– Когда ты позвонил. До этого я была уверена, что прибыла по
назначению. И ведь он вел себя как Грушин! Я говорила ему о замужестве, и он
соглашался! Гад, – добавила она с чувством и неожиданно заплакала.
